Расправа

Дата Туташхиа, Антивоенное Движение, 13.03.07г.

9 марта решением Тагилстроевского районного суда города Тагила бывший полковник ФСБ, а затем московский адвокат Михаил Трепашкин, отбывающий четырехлетний срок по обвинению в разглашении государственной тайны, переведен из колонии-поселения в колонию общего режима. Михаил Трепашкин был арестован накануне процесса, где он планировал предъявить факты, которые могли дать основание утверждать о причастности спецслужб к организации взрывов жилых домов в сентябре 1999 года. Это дает основания полагать, что все дальнейшие злоключения Трепашкина - месть системы за нарушение конфиденциальности. Своими впечатлениями от процесса в Тагиле делится его очевидец, участник Антивоенного движения Михаил Кригер.

Об авторе: Михаил Кригер, предприниматель, участник Антивоенного Клуба, участник форума ВойнеНет.Ру. Политические убеждения: либерально-демократические.

...Суд состоялся. По его результатам Михаил Иванович Трепашкин – честнейший человек, бывший адвокат, бывший полковник ФСБ - переведен из колонии поселения в колонию общего режима.

Это был не суд, а расправа. Защита могла приводить какие угодно аргументы – все бесполезно. Ее ходатайства отклонялись без особых раздумий. Лишь один раз судья для отклонения же вышел в совещательную комнату минут на пять-десять. И, появившись, сообщил об отклонении ходатайства. Впрочем справедливости ради надо сказать, что одно ходатайство – о приобщении к делу медицинских документов – было удовлетворено.

Впрочем по порядку. Началось заседание с эпизода с туалетной водой. Один из служащих колонии Роман Каюда сообщил суду, что якобы Михаил Иванович нарушил ПВР (правила внутреннего распорядка) тем, что пытался пронести этот злосчастный флакончик на территорию колонии. В ходе разбирательства выяснилось, что Трепашкин, возвратившись из города, принес пакет с лекарствами и сам (!) спросил у надзирателя, можно ли пронести это парфюмерное изделие в зону. На что ему ответили: «Оставляй пакет на вахте, там разберемся». А через какое-то время появилось взыскание.

Ну давайте попробуем разобраться.Итак. Осужденный, выйдя в город специально за продуктами и лекарствами, покупает среди прочего флакончик туалетной воды по то ли 50 мл, то ли 7 мл. Зачем он это делает? Живя в довольно стесненных условиях с другими осужденными и, употребляя, будучи астматиком, много лекарств, он желает свести к минимуму запах этих лекарств как раз с помощью этой туалетной воды. Но вода эта «спиртосодержащая», а осужденный в прошлом адвокат и человек законопослушный. Что делать? Он и принимает самое логичное на взгляд любого нормального человека в таких условиях решение. Он несет это в колонию и на вахте спрашивает: «Это можно пронести на территорию колонии?» (А как же еще это выяснить?!) Ему отвечают: «Оставь на вахте, там разберемся». Он оставляет пакет с лекарствами и злосчастной водой на вахте и идет к себе.

А через некоторое время у него появляется «взыскание» за попытку пронести спиртосодержащую жидкость в колонию.

И напрасно в суде защита пытается в ходе допроса «вертухая» Романа Каюды возразить последнему, что факта «проноса» не было. Он неуклонно твердит, что в ПВР (правила внутреннего распорядка) среди прочего «хранение и приобретение» запрещены. Но ведь приобретено в городе! – восклицает защитник Пономарев, - тоже нарушение? А если бы в городе приобрел зажигалку, прикурил и выбросил, нарушение? Да, - отвечает Каюда, - случись рядом офицер – было бы нарушение. Потому как «приобретение».

И вот на таком вот основании «взыскание».

Другой эпизод. Осужденный идет к врачу за получением медицинской помощи. Помощи не получает. Выходит из кабинета. Вслед ему врач кричит: «Я не врач, я слесарь! И ты ко мне больше не приходи!» То есть фактически и в дальнейшем отказывает осужденному в помощи. Заметим, что не осужденный кричит на врача, а врач кричит вслед осужденному, вышедшему из кабинета. И опять «взыскание».

Еще эпизод. Осужденный встречается с прокурорским работником Фирсовым. Поговорили – разошлись. Все это происходит 26 января. Ну вроде бы и забыть об этом эпизоде. Но 31 января вдруг появляется письмо от вышестоящего прокурорского начальника этого Фирсова. Дескать обругал матом Фирсова. Сам Фирсов, как выясняется на предыдущих судебных заседаниях вроде бы и не в претензии. И слово-то по Фирсову вроде бы и не в его адрес сказано, а в пустоту так сказать. А кто же свидетели? А свидетели двое осужденных, которые в это время якобы ремонтировали дверь кабинета. А для того, чтоб не нарушать беседу прокурорского сотрудника с осужденным им дана команда молотками не шуметь, пользоваться шурупами, прикручивая там к двери какую-то планку. Дальнейший осмотр двери показывает, что никаких шурупов там и близко не ночевало. Но в какую-то из дальнейших ночей по приказу администрации один заключенный вворачивает шурупы, а другой, чтоб скрыть новизну шурупов закрашивает их краской, какая нашлась. Эти осужденные готовы дать показания на эту тему. Но судье Ильютику это не нужно. Не нужен ему и следственный эксперимент. Ну и соответственно «взыскание».

Эпизод еще. Осужденный разговаривает с майором. То ли сзади, то ли сбоку подходит лейтенант. Осужденный продолжает разговор с майором. Отлично! «Не поздоровался!» «Взыскание" готово.

Ну и еще «взыскание». Он, видите ли, свою жалобу передал непосредственно адвокату. а не в спецчасть. Нарушение режима. Злостное. Жалобу в государственные органы передал адвокату! Ну не преступление ли?

Между прочим «взыскание» - не просто галочка где-то. Осужденный по ним несколько раз в ШИЗО отсидел, что при его астме само по себе – пытка.

Очень любопытной была сама процедура рассмотрения. Забегая вперед, скажу, что судья Ильютик отклонил все ходатайства защиты кроме одного по поводу приобщения к делу медицинских документов Михаила Трепашкина. Наиболее сногсшибательным было решение судьи по следующему поводу. Михаил Иванович ходатайствовал о том, чтобы не приобщать к делу так называемые «докладные», как недопустимые доказательства. Дело в том, что осужденные-«тяжелостатейники», полностью контролируемые администрацией, пишут эти т. н. «докладные» и на основании их рождаются те самые «взыскания», на основании которых Михаил Трепашкин и стал «злостным». Михаил Иванович сообщил, что в УПК нет такой формы показаний как «докладные». Там обозначены «показания», может быть "объяснения". Адвокат Липцер заметила, что перед тем как написать эти самые «докладные» их авторы даже не предупреждаются согласно УПК об ответственности за дачу ложных показаний. Защитник Пономарев заявил, что учет «докладных» создает неравенство условий обвинения и защиты. Кроме того выяснилось, что из авторов «докладных» никто не выступил в судебном заседании кроме осужденного Лисицына, который ничего не подтвердил, а только ссылался на потерю памяти. То есть в суде не было законных показаний против Трепашкина! И вся защита присоединилась к этому ходатайству. Судья Ильютик сказал, что по ходу дела решит, удовлетворять или нет. Когда же Е. Липцер сказала, что в таком случае непонятно, стоит ли ссылаться на показания авторов «докладных», судья объявил перерыв, вышел в совещательную комнату, скоро вернулся и…ОТКАЗАЛ. Ну и излишним было бы говорить, что все заявления осужденных в поддержку Трепашкина судья приобщить к делу отказался. Равно как и обращение Московской адвокатской палаты за подписью Г. Резника, обращение Уполномоченного по правам человека В. Лукина и обращение ветеранов КГБ. Все эти документы судья посчитал не имеющими отношения к делу.

И вот на основании подобных случаев тяжело больного человека – астматика – бывшего адвоката, бывшего полковника политзаключенного Михаила Ивановича Трепашкина администрация колонии решает перевести с режима колонии-поселения на общий режим.

Он, видишь ли, по мнению администрации «дурно влияет на остальных осужденных». Ну конечно. Сидели себе ребята, сидели, а тут – раз! - и в дурную компанию попали. И кто же их испортил? Михаил Иванович. Человек, который не употребляет спиртного, не ругается матом (согласно письменному заявлению двух десятков осужденных), бывший адвокат.

Он оказывается «злостный нарушитель». Может быть он напивался там? Может быть стекла бил? Дрался с окружающими? Да нет вроде. Однако же «злостный». Все остальные видимо там – просто паиньки.

И на основании этих вот «взысканий» человека посылают едва ли не на верную смерть. Астматика, который испытывает удушье от аллергенов. Его, которого до вступления приговора в законную силу вообше-то можно было бы держать хотя бы в той же колонии- поселении. Но машина подавления неумолима. Прокурорский сотрудник на суде требует поместить Михаила Ивановича в ПФРСИ (Помещение, функционирующее в режиме следственного изолятора). И судья эту же бесчеловечную меру по отношению к астматическому больному «штампует». Еще до этого тучи сгущаются. И мы вдруг узнаем от судьи, что уже сегодня будет оглашена «резолютивная» часть приговора. И это вполне согласуется с тревожными слухами о том, что получена «указивка» сегодня закончить. И это звучащее в приговоре «ПФРСИ» обескураживает даже сотрудников колонии. Они растеряны – вечер пятницы, спецчасть закрыта. Наверно в понедельник. И у меня надежда - завтра в субботу состоится наше свидание с Трепашкиным. Однако, явившись завтра в колонию, обнаруживаем, что заперли Михаила Ивановича в это самое ПФРСИ. Вот ведь оперативность! Такую бы да в мирных целях! Ведь всех на уши видимо поставили, а в пятничный вечер закрыли все-таки. Наше правосудие самое быстрое в мире!

Ну что еще сказать? Ощущение довольно тяжелое. До сих пор в глазах эта картина. Михаил Иванович молча выслушивает решение судьи. Утвердительно отвечает на обязательный вопрос судьи, что ему решение понятно и уходит вместе со своими надзирателями. Очень трудно это вспоминать. Вроде бы и готовы были к такому итогу, а все же теплилась надежда, что вдруг да и окажется судья личностью, а не пустым местом, машинкой для штамповки решений начальства?

В заключение сообщу лишь такое свое соображение. Когда-то считали мы победной поступью демократии по стране введение порядка, при котором все теперь решает суд. Содержать ли под стражей, отобрать ли водительские права, признать ли виновным в нарушении ПДД. Все теперь через суд! Вот какие мы теперь цивилизованные! Все как у больших!

Вот я и думаю. Какая разница, во что одета эта шестеренка – в мантию ли, в китель с портупеей, в парике или в фуражке это пустое место? Какая разница? Ведь хоть ты ему газон английский разбей перед окнами суда и в карете вози на службу, он все равно проштампует любое решение начальства! И совсем не обязательно – судейского. Любого – милицейского, ФСИНовского, какого нужно!

Вертикаль однако!