Бой с собственной тенью

Андрей Новиков, независимый аналитик, для CHECHENPRESS, 12.12.06г.

Заблуждение думать, что борьба с терроризмом преследует  одни благородные цели. Она опирается на многочисленных охранников, службы безопасности, антитеррористические службы, рост которых в последнее время  бесконтролен.

Мы имеем своего рода гонку «терроризма» и «антитерроризма», но при этом антитерроризм намного сильнее и всеохватывающ, чем терроризм. Мне это напоминает провозглашенную  когда-то, лет одиннадцать тому назад, «борьбу с преступностью», которая стала предлогом наращивания   милицейской машины МВД и переход к прямому произволу. 

Я уже тогда писал в «Литературной газете»,/ см. «ЛГ», № 41/ 95/, что борьба с преступностью ложна как общая задача. Потому что есть конкретные виды преступлений – убийства, кражи, неуплаты налогов, изнасилования в подъездах и другие, и с ними  нужно бороться конкретными способами, – например, улучшая уголовный розыск, а не создавая громоздкую систему милицейского насилия, когда нас ежедневно фильтруют на улицах и сажают в автобусы. Таким образом, создается  система произвола, которая сама по себе является видом преступности, – как всякий произвол.

В это время  я общался с одним начальником уголовного розыска, и когда спрашивал у него, улучшается ли уголовный розыск, он махал рукой и у него был очень удрученный вид, – чувствовалось, что не улучшается. То есть деньги в МВД вкачивались, структуры росли, численность милиционеров на всех фронтах увеличивалась, а уголовный розыск остался так себе, допотопным.

Удивительно, что  за все эти годы роста милицейской машины не удалось создать нормальной полиции на местах. Гигантский милицейский аппарат работал вхолостую, занимаясь непонятно чем, – проверками сумок у прохожих, проверками документами у каждого пятого гражданина, а толку было мало.

Создавали непонятные структуры вроде ОМОН. Зачем сейчас в каждом городе ОМОН по  тридцать человек? Это что – гарнизон? Достаточно иметь небольшую оперативную группу в несколько человек, а остальных рассредоточить по другим подразделениям,  платя им полтора оклада. Кстати, ни в одной стране мира на основе муниципальных полиций нет структур вроде ОМОНов. Оперативные группы создаются только в случае необходимости на краткое время, к ним  подсоединяются рейнджеры. Постоянное наличие крупных спецподразделений в составе муниципальной милиции превращает их в разновидность карательных организаций, которые ищут чем им заняться.

Практика всего мира – специалисты вместо спецподразделений. У нас наоборот. Мы создаем спецподразделения, а специалистов в них нет.

Держат постоянно военизированный отряд в тридцать человек, у которого своя собственная база, свои неписанные законы, своя юстиция. Короче, это какой спецназ при муниципальном УВД. Он не выполняет в повседневных условиях никаких позитивных целей.

В итоге их посылают на войну в Чечню, потому что им делать нечего. У них руки чешутся. Рассмотрим это на примере ОМОНа.

Кто мне объяснит  для чего муниципальную милицию (а ОМОН – муниципальная милиция, особое подразделение муниципальной милиции, приписанное к городу) посылают на войну. Что они там забыли? Им что, хочется, чтобы боевики их поскорее на кол посадили? Для сравнения представьте, если бы полиция Нью-Йорка была послана в Ирак. Каждая полиция должна работать там, где она приписана. Муниципальную полицию Нью-Йорка не могут перебросить даже в штат Техас, если в нем вспыхнут беспорядки. У нас муниципальную милицию используют «в дурачка»: не хотите, мол, ребята в Чечню съездить в командировку? А какого хрена, пусть скажут эти ребята, мы должны ехать в Чечню? Мы в девчат там не хотим превратиться! Я советую задуматься милиционерам о том, должны ли они ездит в такие командировки.

Борьба с преступностью породила огромную машину для преступлений – МВД. Но то же самое сегодня начинает происходить уже на почве борьбы с терроризмом.

Всем кажется, что это очень хорошая борьба, и антитеррористические структуры нужны для того, чтобы нас не взяли среди бела дня в заложники. В действительности же эти структуры как спрут обвивают общество, и превращают все гражданское общество в заложников борьбы с тем, что само по себе является борьбой. Эти контртеррористические структуры с успехом применяют газ и убивают собственных заложников. Они разрушают целые республики, чтобы найти отдельных боевиков. Они погружают страну в хаос,  якобы для того, чтобы навести порядок. Если это борьба с терроризмом, то я бы хотел знать, что такое сам терроризм!

Представьте, что берут хулигана в каком-нибудь доме. Цель благородная, но для этого разрушают по подъезд и уничтожают половину жильцов. Антитеррористы говорят: но мы все же взяли хулигана. Да будьте вы прокляты, отвечают им жильцы, вы не хулиганы, вы – бандиты.

Помните поговорку: «Нам нужен мир – желательно весь». Вот такой мир нужен и сегодняшним  антитеррористическим структурам. Тоже желательно весь.

Ведь особенностью антитерроризма является системный и глобальный контроль над обществом. Первый опыт мы имеем  уже в виде деления людей на категории во время  авиаполетов. Но то же самое со временем может воцариться во всех других терминалах. Мы шагу никуда не вступим без того, чтобы нас не обыскали, не рентгеноскопировали, не установили нашу личность.

Задайте элементарный вопрос: как потом будет использоваться эта колоссальная система контроля? Ведь она намного превышает  задачи борьбы с террором и способна использоваться как средство порабощения, сортировки людей. Это, извините, все равно, что создать концлагерь для комара, а потом спрашивать, что с ним делать. С концлагерем.  Терроризм, каким бы он не был сильным, не может быть единственным объектом этой гигантской машины контроля и насилия. Потому что это глобальная  тюрьма.

Я не говорю здесь о самом главном. Что такое терроризм? Это состояние, а не причина, и не организованный субъект. Бороться «с терроризмом вообще» – это то же самое, что  поливать пылающего жаром больного холодной водой в надежде, что это собьет температуру. То, что мы называем терроризмом, представляет собой не явление, а  проявление различных противоречий в нашем обществе. Начну с того, что терроризм очень разный, и связи между ним нет подчас никакой. А чтобы бороться с разными видам терроризма, нужно бороться с причинами, его порождающими, – в противном случае эта борьба не будет иметь смысла.

В борьбу с международным терроризмом вкладываются миллиарды долларов, а толку от  этого так же мало, как если бы деньги вкладывались в борьбу с международным онанизмом. Меньше от этого их все равно не становится.  Это «борьба с ярлыком», в то время как содержимое лежит у вас совсем в другой папке. Терроризм – это проявление  конфликтов во всем мире, а вовсе не самостоятельное явление, которое у нас объединяют ярлыком «международный терроризм». Конечно, международные террористические группы существуют, но никакого «международного терроризма» как единого явления нет. Террористы в разных странах осуществляют свои акции возмездия вовсе не из любви к терроризму (хотя кто знает, может, есть и такие), а в силу причин, заставляющих их брать оружие в руки.

Лучший способ прекратить терроризм – это устранить причины, его порождающие. Устраните войну. Устраните системное насилие государств, диктующих свою волю малым государствам или отдельным личностям. Если в Кремле вбили себе в голову схему, что Чечня – это часть Федеративного договора, то какова цена этого федеративному договору? Уж не подписан ли он кровью кремлевским Фаустом?

Двенадцать лет идет эта война, и ей не видно конца.

Спрашивается, стоило ли писать такой договор, который заведомо не выполним? То же самое, между прочим, относится к американцам, которые устраивают экспорт демократии по всему миру. И что они получают взамен?  

Подумаем еще об одном. Если терроризм – это война, как утверждает Буш, то как можно бороться с войной? Войну войной победить невозможно, потому что это тоже будет война. Стоит пойти по другому пути и поинтересоваться политическими и моральными причинами войны. В свое время Клаузевиц говорил, что война – это проявление политических причин.