РАЗДЕЛ "АНАЛИТИКА"
   

Крутится, вертится шар...

Лариса Володимерова, Амстердам,
для CHECHENPRESS, 31.10.06г.

 

Леди и джентльмены! Немного лирики и той правды жизни, что обходит нас стороной.

Официальный трибун Евтушенко в мемуарах уговаривает себя и читателя, что полправды (к примеру, Шостакович, Катаев в политике) – не порок. Когда Сахаров безуспешно предлагал Евтушенко подписной лист – защитить диссидентов, – то вспомнили и про Любимова... На резон, что закроют театр на Таганке, Сахаров отвечал: мол, если не будем подписывать – потеряем всех и себя!

Сахаров жил по английскому принципу: только настоящий джентльмен затевает безнадежное дело, – запоздало завидует автор великого «Бабьего Яра» и двух судьбоносных стихов... Вряд ли он понял, что важен процесс, сопромат. А результат – мы не видим. Совесть с итогом не связана: она или есть, или - нет.

Все великое трудится (борется) после нас. Ощущая себя «переводчицей и машинисткой», будучи нечеченкой и вынужденной эмигранткой, – каждый раз, завершая статью, я себе говорю, что уж эта – последняя. И тут в мире опять происходит нечто, запрещающее молчать: ну хоть шепотом!

В статье «Я – за русский фашизм!» Адлан Бено фантазирует насчет общей «неопасности» внедрения режима в России, как отдельно взятой стране. Тема стара: и на Западе сравнивают – «Гитлер-Сталин», взвешивая похвальное желание первого – уничтожить коммунизм, и рекорд второго – 70 миллионов убитых (данные Горбачева). Споры на тему, параллельно расколу, вела и русская эмиграция, но время доказало: фашизм расползается в итоге, не зацикливаясь на евреях, брюнетах, меньшинствах, – перерастает в мировую войну. То, что сегодня кому-то мечтается мелкой и замкнутой местью, – рикошетом вернется, а беда расползется, так как глобус мал, а жизнь человека и поколения – мимолетна. Много лет о России я тоже не вспоминала: рабство заразно. Но мировой прогноз, сбалансированность, спираль истории, элементарное созидание возвращают к истоку: начни с себя! Не пренебрегай ролью чужой непризнанности, обиженности, неудовлетворенности. Мы склонны недооценивать значение наслаждения и способы его достижения. У кого это – непохваленный рисунок, стишок, как у Гитлера, Сталина; у кого – дразнилка мальчишек (у Эйхмана); у кого – способность достичь катарсиса, в понимании деспота, – ценой выпитой крови, перемолотых костей, насилия (солдатня, кгб, террористы). 

Вот другой автор статьи оценивает Белоруссию нефашистской по голосованию тех, кто в ней давно не живет... Да и сам он в ней не был. – Адресую к своей же урезанной публикации в «Московских новостях», своевременно перепечатанной всеми партийными газетками Белоруссии и в полном виде переиздававшейся в романе «Соучастие».

Несколько лет назад ехали мы в Москву по приглашению Муталибова, по дороге были сняты с поезда в Бресте, изучали фашизм-коммунизм лицом к стенке, подробно. А затем, когда удалось развернуть ситуацию в нашу пользу, то бульбач-майор по бедности (жадности) умолял купить его фильм и перепродать за Западе. – Отсняли в Чечне мол, как замучил собственноручно, с дружками, мирных жителей. «Документальные кадры, вы не пожалеете! Моя мама вошла в комнату, когда мы пытки смотрели, – так на пороге потеряла сознание».

Сначала фашистский режим всегда незаметен. Он готовится нашими, вашими, рядом. Белорусским таможенником и его паханом. Допившимся, видно, Мистером Паркером, откликнувшимся в сети на смерть Политковской так, будто б еще раз убил. – А добряк и «лунатик» !.. Готовится «Кодом да Винчи», – плоскость (в смысле извилин) фильма я на днях, посмотрев, оценила и представила современную интерпублику... Но главное – фашизм готовится нашим бездействием и молчаливым согласием – по пути придворных поэтов.

Процитирую вновь мемуар Евтушенко. Его приглашали начальничать в Союзе писателей, но с условием – голосовать за исключение диссидентов. «Каких именно? – спросил я. – Ведь все зависит от каждого конкретного случая».

Вам это не напоминает отказ «Мемориала» поддержать Бориса Стомахина?..

А я застала концерт Евтушенко, когда в питерском книжном «Радуга» все дружно покинули зал, – официально-неофициального автора, «топившего» коллег и бывших любимых, и по собственному признанию не способного внести идею, создать мировоззрение, – но рифмующего под заказ.

Близок фашизму любой фанатизм, в том числе религиозный. Прав Бродский: «Да и расстояние между беспредельной амбицией и неистовой набожностью тоже, как правило, не слишком велико». Выкрики попов призывают к оплате деньгами и телом (пушечным мясом). Настоящая вера – нема: что важней молчаливого разговора с небом?..

Я спешу конспективно затронуть главные темы. Останавливают фашизм – наши политзэка. Смельчаки, прощавшиеся на Троекуровском кладбище. Садальский, попросивший гражданства у Грузии. Поддержавшие Стомахина – и Пантелеева. Родные норд-остовцев, заступающиеся за Заура Талхигова.

- Те, кому больно и стыдно.

И напрасно администрация учреждения, охраняющего Талхигова от солнца и ветра, полагает, что выход публикации по его делу повлияет на Страсбургский суд, а потому встреча Заурбека с Политковской была «невозможна». Только наивные русские могут надеяться, будто на Западе неизвестны любые перемещения наших политзэка. Точно так же мы знаем все факты подбрасывания наркотиков или взрывчатки, в том числе те, о которых рассказывали Люзаков и Трепашкин. Не «незнание» не позволяет европейским политикам вмешаться в судьбы политзаключенных. Но позорно самим создавать ситуацию наибольшего благоприятствования, когда европейцы-политики могут ответить, что чаще всего мы и слышим: - Какой же в России фашизм?! Ваши российские правозащитники не бьют тревогу, они просят всего за несколько человек. Больше всего нас волнует положение в армии, факты издевательства над призывниками. Война – тоже плохо. Но народ не выходит на площади, мы не видим конкретных плакатов, и даже жены заключенных не протестуют так, как это было во времена диссидентов. Потому мы считаем, что все в России в порядке, исключая отдельные нарушения, которыми мы занимаемся.

Арьян Эркель, лично сочувствуя Трепашкину, говорит, мол «ужасно сидеть ни за что под арестом», – и он сам еще, думаю, помнит то страшное время, когда большинство правозащитников искало его по подвалам и ямам. Но Эркель – голландец, и если даже крупные организации, призванные спасать больных и политзаключенных, смирились, – то он, боюсь, к ним присоединится.

«Отдельные нарушения» на Западе есть и свои... Ежедневно меня спрашивают об эмиграции, жизни в Европе. Большинство просто не представляет, что где-то основные законы работают, минимальный прожиточный уровень обеспечивается госльготами. Последние несколько лет для Европы были тяжелыми, безработица в первую очередь затронула эмигрантов, – и все же нигде в мире я не видела катастрофической ситуации, впрямую сравнимой с российской.

Один объективный пример, включающий плюсы и минусы. В Европе распространено (и «нормально») – заканчивать дни в домах престарелых. Напрасно содрогается сердце кавказца. Другое дело, что дома престарелых рознятся на те, где доживают способные к самообслуживанию, – и те, что нет. О первых скажу, что обычный такой приют, к примеру, в Голландии – многозвездочный отель с ресторанным питанием, одноместными квартирами, в которых часто стоит свой рояль, живут собаки и кошки, встречаются гости, идет нормальная жизнь, облегченная сосредоточением в здании концертного зала, поликлиники, парикмахерской, магазинов и служб. Но жильцу кое-что вменяется: соблюдать режим – и общаться. Обратите внимание: некомпанейский или наглеющий житель автоматически переселяется в те дома принудительного содержания, о которых хочу я сказать, за пример взяв один роттердамский.

Такой – назовем его хостель – примыкает к обычному дому престарелых и сам включает все вышеназванное, а также музей старинных инвалидных колясок, небольшой зоопарк, универмаг (продающий любимые алкогольные напитки постояльцев – Адвокат, можжевеловку), – не берусь перечислить все службы. Идеальная чистота, отсутствие запахов, кубки, выигранные персоналом в соревнованиях аналогичных домов. Комнаты (в данном случае на троих), оборудованные по последнему слову техники, – России такие не снились. Низовой персонал – эмигранты. Со мной говорили политбеженка-армянка – и эфиопка со следами пыток на лице: не только законченные специальные курсы, но и собственное прошлое помогает девушкам проявлять милосердие и справляться с непосильно тяжелой физически и морально работой. Одна такая же девушка была недавно убита по дороге домой.

Всюду видео-камеры, не мешающие атмосфере в больнице домашней, спокойной. Между тем, ежегодно встряхивают Голландскую прессу истории вроде той, что кому-то «помогли» умереть, отключив от систем. Последний случай: несколько старух скончались от жажды, оставаясь неделю в хостеле без воды.

Наша нерелигиозная голландская тетушка самых преклонных лет попала на онкологию (хостели профильны). Мы надеялись, что ей дадут умереть, не афишируя метастазы в костях, – но зачем-то ей это врачи сообщили. Стойкая тетушка просила об эвтаназии, в которой ей отказали (понимая, должно быть, что жить ей недолго). – Я рассказываю о том, что меня саму пугает в этой стране. Обратите внимание, эвтаназию «прописывают» уж точно не всем, – и не всегда родным позволяют забрать стариков домой. Вы должны доказать, что обеспечите дома больничный уход, оплатите ежедневное посещение  медсестры и т.д., и что вы не только материально, но физически, нравственно справитесь. Одного желания мало. Таким образом, беспомощный человек, желающий умереть в кругу близких, очень часто лишается этой надежды. Вы зависите от врачей, от их произвола. Добавлю, что голландская медицина оставляет желать не просто лучшего, но знаменита в Европе своим низким уровнем (исключая экстремальную и ряд хирургических направлений).

С одной стороны, обреченный защищен государством от произвола семьи. С другой – это только везение, попадете вы в добрые умные руки – или к садистам. То же самое касается всех закрытых учреждений – психушек, любых интернатов и профильных школ.

Когда лет пять назад моя родственница неделю орала без морфия в питерской кардиоклинике, вынужденной скрывать размещение онкобольной, а потому не намеренной тратиться на обезболивание, – я задумалась о нашей последней зависимости и часто полнейшей беспомощности. А ведь насущно важно множить ряды джентльменов и леди, – и как может быть непоправимо жаль, если каждый из нас осознаёт это поздно.

Аннотация к тупому российскому сериалу звучит по тв: «тогда он идет топиться и видит, что по реке плывут деньги...». Однако. Чаще Запад ассоциируется с богатством, хотя только новые русские могут хвастаться дворцами и не понимать, что на той земле развалится даже шалаш. Любя Вишневскую и ее прекрасную книгу, я с грустью смотрю на портьеры «из Эрмитажа» (как подчеркнула хозяйка особняка). Муж легко купит мне самолет или замок, но у меня нет мобильника и кошелька, почти как у Путина, и, в отличие от последнего, я уважаю себя за то, что у меня нет рабов. Если я пеку хлеб, приколачиваю набойки, шью даже шубы и обувь, не под диктовку пишу книжки и эту статью – может быть, наконец она станет последней: каждый должен рассчитывать на себя, помогать ближнему и примером воспитывать младших. Это главное, – то, чего хотел Сахаров.