Возьмемся за руки, друзья!

Надежда Банчик, для CHECHENPRESS, 24.10.06г.

Как вожделенно жаждет век
Нащупать брешь у нас в цепочке!
Возьмемся за руки, друзья,
Чтоб не пропасть по одиночке!
(Б. Окуджава, москвич грузино-армянского происхождения)

Выстрел 7 октября, прекративший земную жизнь Анны Политковской, кажется, обозначил новый этап развития российской чекистско-мафиозной власти: убийство, которое, в отличие от всех предшествующих устранений неугодных, слишком знаково и демонстративно. В центре Москвы, средь бела дня, на виду у всего мира убита одна из последних высших воплощений чести и совести высокой российской культуры, воплощавшейся бессчетное количество, но каждый раз в уникальном качестве, от Андрея Рублева до... Анны Политковской, и редко кто из воплощений умирал своей смертью.

Анна Политковская делала не больше и не меньше того, что обязан делать журналист: ездила в командировки, все больше – по конкретным событиям. Собирала и публиковала факты. Но так как все это происходило в зоне войны в Чечне, то ее исполнение журналистских обязанностей пришло в непримиримое противоречие с целями тех, кто развязал и ведет до сих пор эту войну. Ибо их цели – превратить Чеченскую республику (воспользовавшись мировой непризнанностью независимости, провозглашенной ею в унисон с распадом СССР) в свою свободную от закона и контроля зону для беспредельно черного рынка, убив как можно больше свидетелей (чеченцев и других, не вошедших в мафию) и скрыв свои злодеяния от мира, который сам отворачивается от них. А Анна упорно поворачивала голову отвернувшихся именно туда, потому что как журналист не могла не кричать правду об убиваемых, ограбленных и истязаемых.

Анну убивали долго. Многократными покушениями, угрозами... Но еще больше – «не слышанием», что дало повод российскому п-резиденту не соврать своей коллеге Ангеле Меркель: «Ее влияние на российскую политику было минимальным... Ее убийство нанесло государству больший урон, чем ее публикации». Он сказал правду. «Влияние» она имела только на тех, кто слушал и слышал ее.

Анна была безукоризненно честна и ни разу не переступила грань высокой политкорректности. Ни к чему не призывала, только обнажала факты, которые мафия предпочитала не обнародовать, – делала то, что и должен истинный и истовый журналист.

За неделю до ее убийства премьер-министр Франции Жак Ширак наградил Путина орденом Почетного Легиона. После убийства Анны тот же Ширак послал ее детям соболезнование...

Пока Анна кричала, истекая болью чеченцев и русских, истязаемых путинским режимом, в Париже и Вене, Вашингтоне и Варшаве, – ее не желали слышать все те, от единого слова которых зависит прекращение кровавого кошмара в Чечне. После убийства во мгновение ока прозрели...

А в России параллельно с убийством Анны идут судебные процессы над теми, кто оценивает чеченскую бойню и политический режим в стране так же, как Анна. Один из процессов – над Обществом русско-чеченской дружбы, которое возглавляет Станислав Дмитриевский, русский историк, исследователь памятников древнерусской старины. Он создал Общество еще в 1995 в Нижнем Новгороде. Общество принимало искалеченных войной детей, собирало по российским городам и весям открытки и подарки от российских детей чеченским сверстникам, чтобы они поняли: не все русские врываются в их дома среди ночи и уводят их близких, после чего те не возвращаются... Но кроме этого, Общество изо дня в день, из года в год, собирало и публиковало факты, с именами задействованных лиц и наименованиями населенных пунктов Чеченской Республики, насчет врывающихся и уведенных. То есть занималось тем же, чем и Политковская. С тем же приговором: убить. Поскольку ОРЧД лицо юридическое, значит, убить это лицо юридически. Закрыть.

Таким же сбором фактов занимается и «Мемориал» – как юридическое лицо...

Второй процесс – над Борисом Стомахиным. Он не собирал факты – он, скорее, не журналист, а публицист (хотя работал и журналистом – в литовском издании). Но со всеми вышеозначенными живыми и убитыми его объединяет понимание сущности и неприятие мафиозно-чекистского режима России как очередной реинкарнации ее самых темных сил, имеющих глубокие исторические корни. И – честность публициста.  Дело публициста – не сбор фактов, а их анализ холодным умом и оценка горячим сердцем. Настолько горячим, что зачастую он выходил за пределы политкорректности:

____________________________________________

«Чеченский синдром» навыворот

«Декабристы разбудили Герцена. Герцен развернул революционную агитацию»...

Эти всем в России знакомые со школы слова сегодня обретают новое, совсем иное звучание. Обретают, если приложить их к нашему времени.

Нас разбудили не декабристы. Нас разбудили чеченцы.

В самом деле, если что и «разбудило» нынешних антиимперских, антироссийских, анти-ФСБшных революционеров в России – то это была именно Чечня. Для поколения, вошедшего в сознательную жизнь (а кое-кто – и в политику тоже) уже в горбачевско-ельцинское время, Чечня стала огненным крещением, роковой чертой, вечной кровоточащей раной в сердце, порогом, за которым уходит в прошлое «нормальная», спокойная обывательская жизнь – и начинается «вечный бой» за Свободу, против последней в мире колониальной империи. «Покой нам только снится». Чечня стала нашим набатным колоколом, исступленно зовущим на этот смертельный бой.

Мы выучили по боевым сводкам двух войн названия всех райцентров и сел Чечни – там везде шли сначала бои, потом карательно-истребительные «зачистки», и снова бои... Мы научились даже, худо-бедно, разбираться немного в исламе – мы, атеисты, не верившие никогда ни в каких богов, ни в своих, ни в чужих, – чтобы уметь хотя бы противостоять страшным сказкам шабалкиных-маниловых-ястржембских про «ваххабизм», которым они пугают этот народ с экрана, как маленьких детей пугают букой...

И – главное – мы поняли, прочувствовали всем сердцем и всей кожей, что и впрямь Свобода – самое дорогое, что есть у человека, самое драгоценное сокровище, единственное, за которое не жалко и умереть. А если удастся – то и забрать с собой на тот свет хотя бы несколько своих врагов, как это делают героические и самоотверженные чеченские женщины, обвязываясь «поясами шахидов»... Потому что жизнь человека все равно бренна и коротка, и прожить ее, раз уж она дана тебе, стоит только свободным. А иначе – лучше уж сразу умереть. Так, как умирают эти чеченские женщины.

Чечня очень многое вообще перевернула в массовом сознании «россиян». Она показала им, что – чуть ли не впервые за века, со времен имперских войн в Польше и на Кавказе в XIX веке – их агрессии, экспансии, оккупации кто-то смеет и может сопротивляться. Да еще как! – так, что огромной и до зубов вооруженной оккупационной группировке то и дело достается по зубам, практически ежедневно. То вертолет собьют, то бронеколонну сожгут, то оккупационный Дом правительства с землей сравняют... Браво! И вся эта многотысячная махина – армия оккупантов – ничего вот уже 4 года не может поделать с «кучкой бандитов, бегающих по горам». Вот так чеченцы воочию доказали русским и всему миру абсолютную правоту старой истины: народ, сражающийся за свою Свободу, победить невозможно.

Но одновременно почувствовали мы, антиимперские революционеры России, на своей шкуре правоту и другой старой истины: не может быть свободен народ, угнетающий другие народы. Мало того, что с 2000 просто началось очередное «закручивание гаек», установление новой диктатуры, – Чечня стала полигоном, где всевозможные недочеловеки в погонах российской армии, манкурты из ОМОНа, различных спецназов и т.п. оккупационных структур на чеченцах оттачивают свое умение убивать, пытать, грабить, громить, разрушать... Возвращаясь в Россию, они применяют эти благоприобретенные навыки уже на нас, на мирных жителях российских городов, и газеты запестрели рассказами о случаях погромов и убийств, организованных здесь этими бандитами в форме, продолжающими служить, допустим, в местном ОМОНе. Даже название благопристойное было для охватившего их в Чечне кровавого безумия придумано – «чеченский синдром»...

Появились в прессе и материалы со статистическими подсчетами: сколько стало в российском руководстве чекистов и военных, сколько – земляков президента (т.е. пресловутых «питерских»), на сколько увеличился их процент по сравнению с ельцинскими временами, и т.д. Кому интересно – вот они, сухие цифры: доля военных в «элите» России в 1993 году – 11,2%, в 2002 - 25,1%. Конкретно в Совете безопасности РФ их доля: 1993 год – 33,3%, 2002 – 58,3%, в правительстве, соответственно, 11,4% против 32,8%. А всего «новопитерский чекистский клан» во власти, как называет это «Новая газета», насчитывает, по ее же данным, уже более 6000 имен. Впечатляет, не правда ли?

Собственно, ничего нового здесь нет: военщина, империализм, колониализм, агрессия, поиск «крамолы» и «внутренних врагов», подавление инакомыслия – все это было самой сутью русской государственности во все века, начиная еще с Ивана III. Что при Романовых – палачах Кавказа и Польши, что при «советской» (соловецкой) власти (о ней и уточнять ничего не надо, все и так ясно), что при постсоветских «демократах» из КПСС-КГБ – палачах Кавказа куда похлеще, чем Романовы... Но не все и не сразу поняли, особенно в нашем, «непоротом» до сих пор, ельцинском поколении, что происходит. Не поняли, что это всего лишь кончилась на наших глазах очередная оттепель и сполна возвращается вместе с Путиным то, что в этой стране было всегда, без чего она вообще не может существовать, что стало самой ее сутью, основой национального менталитета: опричнина Ивана Грозного, полицейская монархия Романовых, византийско-азиатская, изуверская диктатура Сталина... А точнее – все это вместе, перемешанное в одном флаконе и ставшее той «мертвой водой», от которой враз зачахли и умерли первые робкие ростки свободы в России, пробившиеся было в начале 90-х сквозь имперский асфальт...

Чечня показала нам, таким образом, где правда, а где ложь, где свобода, а где рабство, и в каком ужасном, страшном, чудовищно-безжалостном, изначально преступном государстве живем мы сами. Немногим до того хватало сил так рельефно, выпукло это почувствовать и оценить, читая в учебниках истории про опричнину или про сталинское выселение народов: ведь казалось, что все это в прошлом и никогда не повторится! Именно кровавое, людоедское зверство этого государства на наших глазах над маленьким и беззащитным горным народом впервые заронило в наше сознание эту мысль: Россия должна быть уничтожена навеки, государство, позволяющее себе устраивать подобное над целыми народами, не должно существовать вообще! Чечня впервые позволила нам соединить знание из книг страшной истории этой страны с наблюдаемым своими глазами не менее страшным ее настоящим, осмыслить все это как целое, как единый, неразрывный исторический процесс, и сделать выводы. Жгучая, рвущаяся наружу, закипающая в наших душах огненная смесь эта, грозящая сжечь и разнести по кирпичику преступную империю, – это тоже заслуга сражающихся за свою свободу чеченцев. Огромное вам спасибо, наши чеченские братья!

Прививка Чечней стала для нас сильнейшей прививкой, гарантией навсегда от империализма, шовинизма, «державничества», ксенофобии, свойственных всем прочим русским – в той или иной степени, но всем, без исключения. Поддерживая сражающуюся Чечню, солидаризируясь публично с Басаевым, открыто выступая в Москве на стороне Мовсара Бараева в дни «Норд-Оста», – мы перешли черту, перешли некую грань, за которой рвутся и исчезают любые связи с прошлым, со своей средой, с народом, среди которого ты родился и вырос, и жил, доверчиво считая и себя его частичкой, пока на чужом, «вражеском» web-сайте не прочел и не увидел воочию все жуткие подробности творимого этим народом в соседней крохотной горной стране...

Так что – Рубикон перейден, выбор сделан, и отступать некуда – теперь для нас нет на свете другой семьи, кроме всех угнетенных «нашей» империей народов, кроме сражающихся за освобождение от ее ига партизан, знаменитых полевых командиров типа Басаева, политических партий, выдвигающих России требования денежных возмещений за оккупацию и возврата отнятых территорий, и т.д. «Свой среди чужих, чужой среди своих», – как назывался когда-то известный фильм.

Но зато и «наша» империя, где мы родились и выросли, но ВОПРЕКИ которой мы сформировались духовно, – пусть уж не ждет от нас пощады! Мы давно объявили ей священную войну, объявили джихад (наш джихад, пусть мы и не мусульмане), вендетту от имени всех ею порабощенных и пропущенных сквозь мясорубку геноцида народов. Это тоже «чеченский синдром», только навыворот: победит ли сегодняшняя Ичкерия Масхадова-Басаева или проиграет – но устроенного над чеченцами ОТ НАШЕГО ИМЕНИ ада на земле мы этой империи и всем ее воякам и чекистам не простим, сколько бы лет и десятилетий не прошло, и рано или поздно заставим их ответить за каждого убитого ими чеченского ребенка... Ибо для тех немногих пока, для тех считанных единиц из русских, кто это понимает, – геноцид Кремлем других народов ложится страшным, несмываемым пятном на их русскую совесть и честь, – и на личную, и на национальную. И с этим пятном, с этой страшной виной нельзя спокойно жить на свете, пока не искупишь ее перед всеми жертвами «твоей» империи, не смоешь кровью имперских палачей... (выделено мной. – Н.Б.)

Борис Стомахин

Я привела полностью одну из трех статей Стомахина, за которые его судят сразу по двум статьям: 1) за разжигание межэтнической и межрелигиозной розни; 2) за призывы к осуществлению экстремистской деятельности (так как он был обвинен в этих преступлениях до принятия закона об экстремистской деятельности, то обвинение формулировалось как призывы к насильственному изменению конституционного строя).

Наверное, если вырвать эту и две другие подобные по стилю статьи Бориса из контекста событий, который они отражают, то с обвинением и тогда невозможно было бы формально согласиться, потому что последний – подытоживающий – абзац статьи, в котором содержится морально-публицистический итог всего вышесказанного, экстремистским никак не назовешь. Исповедальным – да. И этим статье придается смысл Покаяния за все зло, накопившееся за века разгула темных сил. Бесов, если следовать определению русской классики. За покаяние пока еще статьи в УК не предусмотрено. 

Но если учесть еще и контекст, тогда придется сравнить данную статью со статьей другого публициста на ту же тему.

___________________________________________

Мiръ в Чечне

Сторонники мира любой ценой, чтобы оправдать свой главный тезис, готовы даже впасть в глубочайший исторический пессимизм

Наличествующие проекты мирного урегулирования в Чечне демонстрируют ту закономерность, что при решении вопросов войны и мира людям очень мало свойственно думать, хотя, казалось бы, важность такого рода вопросов могла бы побуждать и к большей рассудительности.

Наглядный пример такого недумания – излюбленный аргумент пацифистов насчет того, что более 60% населения выступает за мирные переговоры. Конечно, в реальности эта цифра только раз достигала 61%, а все остальное время была ниже, но не будем педантами, нынешние 44% - тоже немало. Беда только в том, что все такие опросы базируются на важном предположении респондентов «при прочих равных условиях». От того, что предположение не формулируется открытым текстом, еще никак не следует, что оно не действует. Недавняя идея коммунистов устроить референдум, включающий наряду с прочим вопрос об умножении зарплат и социальных раздач в разы, потому и была жестоко угроблена, что ответ трудящихся был бы однозначно положительным. Они голосовали бы «за», исходя из того, что выплаты многократно умножатся, покупательная же стоимость рубля останется прежней. Именно поэтому добросовестные социологи дополняют такого рода опросы корректирующими исследованиями, включающими в себя цену вопроса. В случае коммунистического референдума необходимая коррекция включала бы в себя косвенный вопрос, позволяющий понять, как граждане относятся к перспективе гиперинфляции. В случае исследования пацифистских настроений граждан столь же необходимым был бы корректирующий вопрос, позволяющий понять, какую цену граждане готовы платить за прекращение военных действий в Чечне. Если бы граждане действительно понимали всю цену вопроса и 60% народонаселения mutatis mutandis воспроизводили бы умонастроение 1917 года – «Когда в тоске самоубийства народ гостей немецких ждал», – это был бы один результат. Весьма другой результат был бы, если бы граждане (что более вероятно), голосуя за мирные переговоры, исходили из того, что плоды кампании 1999-2002 гг., как то: полностью отсутствовавший до 1999 г. мирный ночной сон граничных с Чечней регионов, относительно мирная жизнь Чечни к северу от Терека, разрушение открыто функционировавшего до 1999 г. рынка рабов, — что все они полностью сохранятся, но при этом еще и дополнятся мирными трактатами, позволяющими пользоваться этими важными результатами кампании без дальнейшего ведения военных действий. Когда бы социологи ВЦИОМ (на исследования которых регулярно ссылаются все сторонники капитуляции на полный аккорд) дополнили свои результаты корректирующим опросом, позволяющим понять, до какой степени россияне готовы заплатить за мирные переговоры возвращением ситуации на уровень лета 1999 г., можно было бы говорить об их социологической честности и добросовестности (ибо о необходимости вышеописанным косвенным образом считать цену вопроса говорилось еще при советской власти в любой памятке заводского социолога). Без такой коррекции можно говорить лишь об их крайней профессиональной бесчестности.

Кроме прогрессивных убеждений, ради которых можно и должно похерить любые требования профессиональной этики, налицо еще и принципиальная неспособность воспринимать мысли здравых людей. Еще более четверти века назад (срок, вроде бы, достаточный для усвоения) А.И. Солженицын в своей Нобелевской речи на пальцах и по-рабоче-крестьянски изъяснил ложность традиционного противопоставления «мир – война», ибо война является лишь частным, и даже не всегда самым худшим и злейшим, проявлением насилия, а истинная антитеза есть «мир – насилие», и сторонник прекращения войны любой ценой зачастую оказывается объективным пособником самых свирепых насильников. Более того: прекращение военных действий не только не является достаточным условием для прекращения насилия (с этим-то согласится и любой пацифист), зачастую (как показывает опыт Чечни и Палестины) оно не является даже и необходимым условием для его прекращения. Опыт Осло и Хасавюрта тому свидетельство.

Причина такой недоходчивости понятна. Кроме общепрогрессивных убеждений, умению не видеть очевидное может способствовать и взгляд на современность сквозь призму блаженных (и даже, вероятно, золотых) XVIII – XIX вв. В эту эпоху действительно практически монопольным источником массовых убийств, увечий, поджогов, грабежей и разрушений являлась регулярная война, ведомая по воле полновластных суверенов, и антитеза «мир – война» являлась более или менее истинной. Царица Елисавет воевала с державным братом королем Фридерикусом до тех пор, пока на то была их воля, если же их воля склонялась к остановке военных действий, то с началом мирной конференции бедствия войны тут же и прекращались. Непонятно, где пребывающего, что контролирующего и за что отвечающего Масхадова производят в таковые же державные братья В.В. Путина и ждут сходных результатов. Сегодняшние миротворцы, игнорируя принципиально иной по своей природе феномен «мятежевойны» и международного терроризма, мыслят все в тех же блаженных категориях – «Пишет, пишет король прусский государыне французской мекленбургское письмо».

Но даже и в своем пристрастии к исторической архаике миротворцы непоследовательны, ограничивая свое движение вспять золотой эпохой мекленбургского письма. Чеченский сюжет значительно более архаичен, воспроизводя коллизии самое позднее века десятого, когда набеговые экономика и война как средство существования были вещами обыденными. Оба мирных периода новейшей чеченской истории – 1991 – 1994 гг. и 1996 –  1999 гг. – были ознаменованы безжалостным разграблением сперва нечеченского населения края, а затем и краев окрестных, из-за чего, собственно, начинались как первая, так и вторая чеченские войны — оттого что невозможно было терпеть без подлости дальнейшие хищнические набеги. Оставив напрашивающиеся слова «геноцид» и «холокост» (они отныне сугубо абонированы за либеральными поклонниками свободолюбивых рабовладельцев, и ничего уже с этим не поделаешь), заметим, что еще в так называемых мирных 1991 – 1994 гг. была произведена (по аналогии с терминологией «хрустальной ночи» 1938 г.) тотальная ичкеризация нечеченской собственности. При этом у свободолюбивых ичкерийцев даже не было той баландерской отмазки, что имелась у немцев Третьего рейха – «Я-де вел растительное существование и ничего не знал». Ариезация еврейской собственности осуществлялась властями рейха, и отдельно взятый бюргер мог, теоретически говоря, ничего не знать. Ичкеризация нечеченской собственности осуществлялась снизу и явочным порядком при демонстративном попустительстве ичкерийской администрации, и те, кто убивал, грабил, насиловал нечеченцев, кто отнимал у них дома, квартиры, машины, лишены даже и сомнительного арийского алиби. После хасавюртовской капитуляции ичкеризировать в самой Чечне было уже почти и нечего – ресурсы локального грабежа небеспредельны, поэтому второй период благодетельного мира характеризовался по преимуществу грабежом сопредельных краев.

Эта тема крайне нелюбима пацифистами и правозащитниками, в упор игнорировавшими вопли ограбляемых и насилуемых еще в 1991-1994 гг. и канализировавшими всю свою вселенскую отзывчивость исключительно на сюжете о слезинке замученного террориста. Дело тут даже не в том, какова после этого цена всей правозащитной морали и каковы основания у этих игнорировавших претендовать сегодня на роль «совести нации». С фарисеями, не просто слепыми, но добровольно себя ослепившими, ничего уже не поделаешь. Дело в простом вопросе: какова вероятность, что народ, дважды получавший полную возможность устраивать свою судьбу и устраивавший ее исключительно на путях набеговой экономики, т.е. беспощадного ограбления ближних и дальних соседей, получив эту возможность в третий раз, устроит ее другим образом?

Именно этот вопрос является центральным во всей проблематике мирного урегулирования. Если бы свободная Ичкерия находилась на каком-нибудь из тихоокеанских островов, проблемы бы не было вообще – отделять, и немедленно, а если ичкерийцы захотят приплывать в бывшую метрополию, то безусловно удобнее и безусловно дешевле потратиться на несколько крейсеров с восьмидюймовыми орудиями главного калибра. Но, к сожалению, они живут не на острове, и вопрос стоит во всей своей остроте, ибо двукратный эксперимент показал, что отделения по эстонскому, азербайджанскому, казахстанскому образцам (тоже отнюдь не беспроблемным, но характеризующимся тем, что жители отделившихся земель все ж таки мирно кормятся трудами рук своих) никак не получается, а третьего эксперимента не хочется.

Вопрос совершенно не в легитимности Масхадова, Закаева или кого еще там и даже не в их прозападности, просвещенности etc. Переговоры действительно можно вести с кем угодно, хоть с Басаевым, хоть с духом Бараева-мл., хоть с самим шайтаном (тем более что разница невелика), но только с одним принципиальным условием. Хоть Масхадов, хоть Басаев, хоть шайтан должен предъявить убедительные доказательства того, что чеченский народ под его началом готов и желает кормиться мирным трудом, как это, в общем-то, делают жители остальных восьмидесяти восьми субъектов РФ. Как только чеченцы под началом своего вождя (какого угодно) изъявят убедительную готовность сложить оружие, их тут же следует всячески ублаготворить по части религии и всего прочего. Все разговоры о чеченской самобытности, о необходимости учитывать особенности национального менталитета получат право на существование только тогда и ни единой минутой раньше, ибо любая самобытность может быть терпима лишь при условии отказа от хищничества как способа существования. Если чеченцы к такому отказу не готовы, что ж – ils veulent encore, donnez leuren. Можно сколько угодно ужасаться формуле Вергилия: «Всюду мира закон насаждая, тех, кто смирился, щади и войною круши непокорных» – но дело в том, что эта формула уже две тысячи лет худо-бедно действует и приносит (не всегда, но по большей части) благодетельные плоды мира, тогда как никакой альтернативной формулы, прекращающей насилие и не дающей разгуляться хищникам, до сей поры не придумано. Если же у нас применяют эту формулу таким образом, что не щадят смирившихся и при этом не крушат непокорных, так не формула в том виновата. Сочиняя свой завет, Вергилий не имел в виду заведомо неудовлетворительного исполнения государством своих прямых обязанностей. А софизм насчет того, что если государство так их исполняет, то надо не добиваться от него удовлетворительного исполнения, а сразу требовать его, государства, полного упразднения, мы уже проходили.

В конце концов надо задать простой вопрос. Если российская власть так тоталитарна и ужасна, как ее малюют, то почему обстрелам, зачисткам etc. подвергается лишь один из восьмидесяти девяти субъектов РФ и не связано ли это с тем, что именно этот один, и только один, из всех восьмидесяти девяти субъектов в ходе преобразовательных тягот последнего десятилетия (которые для прочих краев РФ были уж никак не менее мучительными) избрал хищничество экономической основой своего существования? Ведь если власть просто находит вкус и наслаждение в злодействе, то какая ей разница, кто, как и чем существует – ей бы лишь мучить и резать, – а тут вот такая странно однозначная корреляция между хищничеством и зачистками. Между тем корреляция очень простая и понятная, она описана еще в «Песни о вещем Олеге» – «Их села и нивы за буйный набег обрек он мечам и пожарам». Именно поэтому есть очень простой и удобный способ не подвергаться мечам и зачисткам – не учинять буйных набегов, если же страсть к набегам неодолима, то, значит, надо осознавать их последствия. Если чеченцы, в свое время так весело плясавшие зикр (боевой танец, исполняемый перед набегом), были не в состоянии осознать, что бывает за набеги, то при такой неспособности понимать смысл и последствия своих действий о каком самостоятельном бытии может идти речь? Если же понимали, тогда на что жаловаться?

Обращение к периоду 1991-1994 гг. имеет смысл не мстительный, но познавательный, ибо сегодня стандартным общим местом является еще один довод в пользу переговоров с Масхадовым любой ценой. Заключается он в том, что уж хорошо или плохо нынешнее поколение чеченских вождей, но это люди, еще носящие на себе известный отпечаток советской, т.е. – в применении к Чечне – квазизападной цивилизации, и поэтому с ними хотя бы теоретически о чем-то можно договариваться, тогда как идущее им на смену новое поколение, вообще не видевшее ничего, кроме войны, не обременено уже никакой цивилизацией, и договориться с ним уже ни о чем невозможно – см. норд-остовского героя Бараева-мл. Конструкция была бы логичной, если бы не тот же 1992 г. Десять лет назад еще никакой войны не было, ожесточаться было не с чего, а наследие советско-квазизападной цивилизации было, очевидно, значительно крепче, чем сегодня. Хотелось бы узнать, каким образом это наследие, утратой которого нас теперь так пугают, помогло тогда чеченцам удержаться от тотального насилия над нечеченским населением и как оно поспособствовало их договороспособности.

Тут сторонники мира любой ценой, чтобы оправдать свой главный тезис, готовы даже впасть в глубочайший исторический пессимизм (в других случаях им совсем не свойственный). Если озверение 1992 г. есть высший и безнадежно утраченный идеал цивилизованности, после которого все делается только хуже и хуже, то при таком исходном идеале рассчитывать вообще не на что. Но ведь это даже исторически неверно, ибо в этой области прогресс все-таки существует. Чеченцы не первый народ, в боли и муках расстающийся с набеговой экономикой. В X веке предки нынешних датчан были свирепыми морскими разбойниками, на фоне которых даже дядя и племянник Бараевы показались бы образцами кротости и цивилизованности. По прошествии известного времени мы видим современных датчан, миролюбие которых не знает границ. Конечно, доходить до такой финальной кондиции чеченцам все-таки не след, ибо либеральное размягчение мозга, достигшее третьей стадии, это то, чего и врагу не пожелаешь, но и от стадии викингов пора бы уходить. Помолодечествовали – и хватит. Оседлым соседям сильно надоело, а если надоест еще больше, то как бы не получилось по «Повести временных лет» – «погибоша аки обри», каковые обры (они же авары) тоже были свободолюбивым народом VI-VII вв. и, несомненно, заслужили бы горячую любовь лорда Джадда.

Весь вопрос мира в Чечне в том, до какой степени чеченская нация подошла к тому этническому надлому, после которого мирный труд признается более достойным (а в перспективе даже и более выгодным) образом существования, нежели грабеж и набеги. Через этот надлом проходили почти все народы (исторический прогресс все ж таки существует), но только чеченцы сильно запоздали. Будет искомый надлом (которому на протяжении всемирной истории мечи и зачистки всегда только способствовали, а отнюдь не препятствовали) – будет и благодетельный мир. Надлома не будет – можно будет подписывать какие угодно мирные трактаты и идти на какие угодно уступки с тем лишь результатом, что все немедленно вернется на круги своя.

Те, кто хоть милосердными, хоть немилосердными способами осуществляет принцип: «Согните им шею под железное ярмо закона», – те способствуют чаемому надлому и приближают чаемый мир, т.е. ненасилие в Чечне. Те, кто отстаивает принцип немедленных переговоров непонятно с кем и непонятно о чем, лишь бы только в очередной раз Россия (но, естественно, не чеченцы, которые вообще ни в чем не виноваты) нагнула шею под ярмо набегового беспредела, – те делают все возможное, чтобы надлом не наступил, чеченский этнос остался в своем нынешнем состоянии и насилие на Северном Кавказе стало вечным.

Огонек №46 18.11.02.

Заранее извиняюсь за пространность обеих статей – малейшее сокращение исказило бы их подлинность, а дать вам, читатель, самим возможность оценить оба текста иным образом невозможно. Итак, автор второй статьи – Максим Соколов. Ведущий Первого канала ТВ (программа «Однако»), постоянный автор «Известий». Если здесь нет призывов к межэтнической розни, тогда, наверное, я – слепа и глуха. Исповедальности в его тоне нет, наоборот, преобладает агрессивный призыв к осуществлению ненависти по национальному признаку – и нежелание считаться ни с реальностью событий (не упомянуто, кто же все-таки убил захваченных зрителей «Норд-Оста»), ни даже с той элементарной аксиомой, что не все чеченцы промышляют «набеговой экономикой».

Если есть, то беспристрастное исполнение закона велит привлекать к ответственности всех граждан РФ, вплоть до президента, хотя лицо при власти имеет некоторую неприкосновенность. А публицист Максим Соколов неприкосновенностью не обладает.

Стомахину вменяют в вину три статьи. Значит, вероятнее всего, его остальные работы не превышают пределов политкорректности.

У М. Соколова неполиткорректных статей гораздо больше.

Поэтому не могу понять, почему половина честных, искренних правозащитников отказывается защищать Стомахина. Неужели только из-за превышения им пределов политкорректности, обозначенной неписанным кодексом правозащитников?! Но иногда жизнь раздвигает рамки!

Лично мне больше импонируют журналистская политкорректность фактов Анны Политковской и «Мемориала», чем резкая, подчас – слишком, – бьющая наотмашь публицистика Стомахина, выходящая за означенные пределы.

Но в стране, где откровенные призывы к межэтнической ненависти, замешанной на откровенной лжи, награждаются поднятием по карьерной лестнице, а честная политкорректность – пулей, останется только крик неполиткорректного Бориса, за который он, – только из-за нежелания чуть-чуть раздвинуть рамки нашей собственной политкорректности! – расплатится потерянной на Зоне молодостью, его мама, одинокая, инвалид второй группы, – окончательно погубленным здоровьем.

Но главное: отказ от защиты «неполиткорректного», но отчаянно искреннего публициста, борющегося за то же, за что, разными способами, – все мы, по обе стороны океана, – за гуманную Россию, без мафии и войн – может стать ясным сигналом чекистам: всех нас можно и нужно убирать поодиночке. Кого – «справедливым» судом. Кого – пулей «неизвестного» убийцы.