Запад и чеченская независимость

Ярослав Головин,
Информационно-аналитический центр им. Виктора Попкова, для CHECHENPRESS, 03.06.2006

Эта статья инициирована моей полемикой на сайте «Нохчи майд», а именно вопросом моего оппонента «Почему Эстония имеет права на независимость, а Чечня не имеет?». Меня лично за независимость Чечни агитировать не надо, мою позицию по разным вопросам можно найти на Сайте Виктора Попкова. Чечня имеет право на независимость прежде всего потому, что Россия не может обеспечить никакой нормальной жизни для чеченцев, не может им гарантировать никаких прав.

Я буду писать о позиции западной общественной мысли по вопросу наций и государственности и связанной с этой позицией политической практикой. Мне кажется, что подавляющее большинство чеченцев об этой позиции не знает и возмущается «западным лицемерием». Мои рассуждения, разумеется, не научный труд, и я не буду перепроверять каждую мысль по литературе и давать ссылки.  Можно считать это записью «потока сознания».

Как рассуждает типичный чеченец и типичный чеченский политик, начиная с Дудаева? Я – чеченец, мне это известно от родителей-чеченцев, я говорю по-чеченски, моя национальность подтверждена записью в паспорте (советском). Я – часть чеченского народа. Существуют эстонцы – представители эстонского народа. Это значит, что их родители – эстонцы, они говорят по-эстонски и имеют подтверждение своей «эстонскости» в паспорте. Так почему эстонцы (эстонский народ) для Запада имеют право на независимость, а чеченцы не имеют?

Все вроде бы логично, но логично для чеченцев (да и для всех постсоветских «наций» или «народов»), а для западного политика и западного гуманитария такие рассуждения не воспринимаются. Основными элементами, конструирующими представление позднесоветского и постсоветского человека о нации (в том числе своей) являются рассуждения и лозунги Ленина о праве наций на самоопределение (конечно, тогда об этом говорили и либералы), положения Сталина и академика Бромлея о том, что нация – группа людей, имеющая свой язык, культуру и территорию (может что-то еще?) и проходящая в своем становлении некоторые стадии (вроде бы: племена – союз племен  – народность – нация?), исключительно позитивное употребление терминов «национально-освободительная борьба», «национально-освободительное движение» по отношению к событиям прошлого и настоящего в учебниках истории и вообще всех идеологических советских текстах.

Именно национально-освободительной борьбой (или войной) называл происходящее в Чечне президент Масхадов, именно это выражение употребил в своем недавнем интервью Бабицкому Басаев. Для западного политического словаря термин «нация» означает преимущественно «граждане определенного государства». В «Лигу Наций» и «Организацию Объединенных Наций» входили и входят не представители наций в советском понимании, а представители наций в западном понимании, то есть государств.

Есть, конечно, немецкое и израильское понимание «нации», как «нации по крови» (и чеченское, кстати сказать), но такое понимание в целом выглядит маргинальным. Вопрос: «Какой ты нации (национальности)?» означает во всех европейских языках: «Какое у тебя гражданство?». Современные европейские нации возникли уже в новое время (в 19 веке) под влиянием политической власти, экономических связей и организации всеобщей грамотности, унифицировавшей литературный язык. Эта концепция называется «nation-state» «государство-нация», которая возникла, как я понимаю, на основе обобщения истории возникновения наций в Австро-Венгерской империи и после ее распада.

Важной книгой, описывающей современный западный подход к нации, является книга специалиста по Юго-Восточной Азии Бенедикта Андерсона «Воображаемые сообщества» (как его теория соотносится с концепцией «nation-state» – это отдельный вопрос). Нации – это воображаемые сообщества в том смысле, что они не существуют «на самом деле», как какой-то организм, последовательно проходящий некоторые этапы в своем развитии, а существуют только в представлении (воображении) составляющих нацию людей. И эти представления формируются под воздействием политики, экономики, пропаганды и массы привходящих обстоятельств.

Будь в 20-х годах в руководстве ВКП(б) какой-нибудь орстхоевец, пролоббируй он интересы свой группы на высшем уровне, то могла бы появится «Чечено-Орстхойско-Ингушская АССР», в паспортах стали бы писать «орстхоевец» наряду с «чеченец» и «ингуш», были бы выработаны нормы литературного орстхойского языка и появились бы свои газеты и радиостанции, из защитников Брестской крепости были бы выделены и посчитаны отдельно чеченцы и отдельно орстхоевцы, в 90-х годах образовался бы Общенациональный конгресс Орстхойского народа, и местные историки стали бы писать, что Урарту и Дурдзукетия – это древне-орстхойские государства. Это я воспроизвел  логику Андерсона на проблему нациестроительства. Поэтому западный политик и западный гуманитарий будет не очень серьезно воспринимать требования орстхоевцев об их праве на собственное государство, учитывая их «сконструированность», то есть случайность появления.

Надо сказать, что опыт многих советских и постсоветских «наций» и «народов» не очень хорошо описывается этими теориями. Чеченцы четко осознавали себя как «нохчи» и легко могли отличить своих от чужих довольно давно и оставались таковыми и до Шамиля и при нем, и в российской империи, и в автономной ЧИАССР и без нее в Казахстане. И без всякой всеобщей грамотности и унифицированного политической властью чеченского языка. Это многие тюркские, славянские и угрофинские народы были довольно искусственно и случайным образом разделены и из них «сконструированы» современные нации, а чеченцы с ингушами (вайнахи) не имеют близких родственников. Анатоль Ливен назвал чеченцев «примордиальной этнической нацией», учитывая то, что их существование не вписывается в «конструктивистские» теории.

С усредненной западной точки зрения до настоящей нации в смысле «nation-state» чеченцы не доросли, а формально нацией, конечно, являются «россияне», граждане Российской Федерации. А «россияне» и «русские» в английском и многих других языках, как известно, не различаются. В «nation-state», например, в Швеции, все граждане являются шведами, а среди шведов есть этнические, религиозные, сексуальные и другие меньшинства. Другими словами, есть шведы-саамы, шведы-мусульмане и т.д., а есть просто шведы, принадлежащие к большинству. Шведское государство имеет моральный и конституционный долг заботится о своих меньшинствах: финансировать обучение родному языку, выделять места для строительства мечетей и т.д., но у него нет никаких обязательств позволять любого рода меньшинствам отторгать часть шведской территории и образовывать там новое государство.

Точно такой же подход лежит в основе позиции Запада (политической элиты и бюрократии, не желающей вникать в тонкости и подходящей к проблеме формально) по российско-чеченскому конфликту. Есть государство «Россия», есть его граждане, «Russians», среди которых есть просто «Russians», а есть различные ««Russian»-этнические меньшинства, например чеченцы. Россия должна уважать права своих этнических меньшинств, тех же чеченцев, ее можно и нужно критиковать, если она этого не делает, но у России нет никаких обязательств ни перед кем позволять чеченцам отделяться и образовывать свое собственное государство. Это ее право, но никак не обязанность. В этой системе мышления Запад всегда будет критиковать Россию за нарушение прав человека, говорить, что Россия должна найти политическое решение конфликта и при этом заявлять, что считают Чечню частью России.

В этой системе внутри России нет никаких наций, и соответственно, у них нет никакого права на самоопределение. А есть этнические меньшинства, которые могут претендовать на защиту своих прав. В такой системе мыслил, например, Тим Гульдеман. Он, не щадя сил организовывал переговоры Лебедя и Масхадова (политическое решение), но когда заявил, что считает Чечню частью России, Яндарбиев выслал его из Чечни. А ему просто структура его политического языка не позволяла думать по-другому.

Многие чеченцы апеллируют к какому-то «международному праву», которое вроде бы позволяет им претендовать на свое собственное государство. И, вроде бы они в соответствии с международным правом создали свое государство в 1991 году. Хотя я конечно не специалист, но как-то уверен, что нет никакого международного права, позволяющего любым группам (этносам, нациям) отделятся от некого государства без его на то согласия. Ахъяд Идигов нашел какие-то резолюции ООН 60-х годов в поддержку антиколониальных и национально-освободительных движений и требует, чтобы они применялись в отношении Чечни. Но для усредненного западного взгляда антиколониальное движение 50-60-х годов и современные этнические движения чеченцев, басков или курдов – это абсолютно разные вещи.

Колониальные империи европейских стран рухнули в 50-60-е годы не по причине антиколониального движения и резолюций ООН. Их существование стало неприемлемо прежде всего для самих европейцев. После войны идея равенства прав всех людей перестала быть маргинальной, в 1948 году была принята Всеобщая декларация прав человека ООН. И для англичанина стало трудно объяснить, прежде всего для самого себя, почему я, англичанин, поданный империи, имею право выбирать свое правительство (и массу других прав), а индийцы, тоже поданные империи, такой возможности не имеют и управляются колониальной администрацией. Если все люди равны, то надо дать возможность и индийцам участвовать в выборах. Но если дать возможность полумиллиарду индийцев выбирать депутатов в английский парламент, то никакого английского парламента не останется. Значит, остается возможность дать им право избирать собственный парламент. Если я имею право свободно передвигаться по империи, то и другие поданные империи вроде бы должны иметь такое право. Но это по понятным причинам тоже сделать невозможно – никакой Англии не останется.

То есть для англичан вопрос стоял так: остаться с империей, но без Англии, или в Англии, но без империи. И англичане предпочли остаться в Англии. В этом смысле движения людей, не имеющих многих формальных прав, за их обретение приветствовалось и ООН и в самой Европе. Баски, курды, чеченцы и многие другие народы (или этнические группы, по-западному) имеют с формальной точки зрения точно такие же права, как испанцы, турки или русские, поэтому их движения не являются антиколониальными или национально-освободительными. А Испания, Турция и Россия формально не империи, потому что у них нет разделения на права жителей метрополии и колоний.

Кстати, те старые национально-освободительные движения были в большинстве случаев именно «национальными», а не этническими. Любой индиец боролся за независимость всей Индии, а не своей этнической группы. Их партия называлась «Индийский национальный конгресс», в просторечии «индийские националисты». Один из самых почитаемых на Западе людей, Махатма Ганди, был духовным лидером индийских националистов, и в этом смысле слово «националисты» не имело и не имеет никаких отрицательных оттенков.

Итак, если некоторый народ – этническая группа живет в современном государстве и имеет формально равные права со всеми жителями этого государства, но никакого права на создание своего государства эта группа для западных политиков и общественного мнения не имеет. Внимание к ее проблемам начинает привлекаться только тогда, когда имеют место массовые нарушения прав человека. Из многих десятков случаев этнического сепаратизма по всему миру только Восточный Тимор и Эритрея добились создания своих государств, на пути к этому Косово.

Мне плохо известно о пути к независимости Восточного Тимора и Эритреи, но, в любом случае – это исключения из общего правила. И причина их признания – не право наций на самоопределение, а нарушение прав человека. Остальные десятки этнических «сепаратизмов» за многие года своей цели не добились и вряд ли в ближайшее время добьются. Новые государства признаются мировым сообществом без всяких проблем только тогда, когда старые государства распадаются на составные части и эти части признают друг друга. То есть, когда отсутствуют недовольные. Черногория будет признана без проблем.

Что же касается прибалтийских стран, то они виделись Западом совсем в другой системе координат. Они рассматривались, как оккупированные международно-признанные государства, а таковые, безусловно, имеют право на изгнание оккупантов и восстановление своей государственности. Все их Народные фронты как раз именно эту риторику, понятную и принимаемую на Западе, и использовали. Ни в Чечне не собирались восстанавливать государство Шамиля, ни на Украине не собирались восстанавливать УНР 1918 года. Помнится, осенью 1991 года в Верховной Раде Украины выступал Буш-старший и был освистан, когда стал говорить, что не стоит спешить с независимостью. А ведь он и не мог другого говорить, ведь Украина виделась как сепаратистский регион, а та же Эстония – как оккупированное государство.

Кроме только что описанного усредненного взгляда Запада на проблему наций и сепаратизма и, соответственно, оценки российско-чеченского конфликта, существует и другой подход, менее влиятельный. Он представлен, условно говоря, «ястребами холодной войны», некоторыми бывшими советологами, многими западными журналистами и политиками восточной Европы и той же Прибалтики.

Этот подход мне видится более здравым и соответствующим реальности. Эти люди говорят, что Россия ни в каком смысле не западное «nation-state», никакие права ни своих граждан, ни тем более, этнических меньшинств, там не соблюдаются и в обозримом будущем соблюдаться не будут. Россия – это авторитарная империя и ведет в Чечне колониальную войну за ее удержание в своем составе. Чечня – соответственно – колония, и чеченцев можно поддержать в их антиколониальной борьбе и потенциально признать за ними право превратится из этнической «протонации» в реальную «нацию-государство». Но, разумеется только в том случае, если быть уверенными, что в этом государстве права человека будут защищены лучше, чем они защищены сейчас в Российском государстве. А такой уверенности после межвоенного периода не было и нет.

В этом положении план Ахмадова, приглашавший Временную Администрацию ООН в Чечню, которая как раз и будет гарантией соблюдения прав человека, был идеальным для представителей этого второго, менее влиятельного и более жесткого по отношению к России подхода. Другими словами, если есть уверенность, что в независимой Чечне будут лучше соблюдаться права человека и будет больше демократии, то есть шанс найти сторонников чеченской независимости на Западе. А если этой уверенности нет, то никто на Западе не будет слушать риторику чеченцев о праве наций на самоопределение, о том, что мы уже имеем своё государство, и по этому вопросу компромиссов быть не может и т.д.