Умар Абдуллаев, ИА DAYMOHK, 10.03.06г.

Поистине, это время достойных: живя, живущих башнями, уходя, уходящих героями. Президенты уходят несломленными, жертвуют собой полководцы и рядовые Отечественной войны. Мы толком еще и не осознали истинные масштабы потерь и обретений продолжающихся испытаний. Что ни день, то славы достойный пример. И на место погибших тут же становятся другие. Сменилось не одно поколение, и нам уже трудно узнавать их - детей войны - мужественных юнцов, в лицо и по именам. Война сделала их взрослее раньше времени…

Мать подбадривает единственного сына во время последнего боя и просит не сдаваться врагам живым, в час последний молодая чета кладет между сердцами гранату и в обнимку возносится к небу. И те, кому все же удается прорвать окружение, оставляют раненым друзьям последний боезапас. Другие направляют заминированные машины в стан врага или факелом вспыхивают в окруженном доме.

Пятнадцатилетний подросток в тройном кольце окружения просит дать ему пять минут для молитвы и потом раздается взрыв. И пораженный этой силой враг в растерянности спрашивает у журналиста: « Скажите, что мы можем противопоставить этому?». А что вообще можно противопоставить уверовавшему в Бога человеку? Нет на земле такой силы. И только в России семнадцать институтов начинают спешно искать ответ на причины самопожертвования во имя Аллаха и свободы. И не находят ничего умнее, чем облить грязью силу веры и свободного духа. Когда Иван после ста граммов спирта кидается на амбразуру, это понятно. За Сталина, за Родину. Если же это делает муджахеды - это уже ради Бин Ладена и в русле «международного терроризма». Таковы трусливые и беспомощные объяснения мерзости.

Я слышал жизнерадостные голоса безусых юнцов в окруженном российской саранчой Шатое. Все хотели стать шахидами именно в месяц рамадан и неустанно просили остальных: «Братья, пожелайте нам смерти в этом месяце…». И гибнущих было много. Я никогда не забуду их. Эти лица часто приходят ко мне долгими ночами… Телевизионщикам тогда достался подвал на верхней окраине Шатоя, прямо напротив кладбища. И туда с позиций Дуба-Юрта непрестанно привозили погибших. Хоронили большей частью ночью, при свете автомобильных фар. Днем над Шатоем стаями кружили самолеты… И эти погибшие ребята были самыми счастливыми, потому что Аллах ответил на их мольбу. И после каждой такой смерти по округе разносилось радостное: «Брат женился…». Имелось в виду обручение со смертью.

А как мир был поражен красотой внешней и душевной наших сестер в Норд-Осте. Каждый увидел в этой трагедии свое, но никто не осмелился сказать вслух о том, что подвигло их на эти жертвы, и насколько они правы были, когда просили остановить войну. Зато нашлась своя, меченая, чеченка, которая в репортаже о Норд-осте назвала отчаянный шаг наших сестер суицидальными наклонностями. В благодарность за это очернительство вскоре журналистку допустили до одной из информационных кормушек России. И сколько их, взошедших на предательстве! Интересно, осознают ли эти люди, с каким презрением смотрит на них и русский?

И что было бы с нами, не будь той горсточки храбрецов, ценой собственной жизни стоящих на страже чести и достоинства нации? Как жалко и беспомощно выглядели бы мы, чей иман едва тлеет чуть в жалких телесах. А уверовавшие красивы и сильны не только мужеством, но и великой любовью к ближним, то есть к нам, к недостойным.

Я слышал эту историю два года назад. Она из реальной жизни, но не хочу называть ни имен, ни аула …

Между боями, как только удавалось, сын всегда стремился домой к матери, которая все время встречала его холодно и с нескрываемым недовольством.

- Зачем ты приходишь? Я построила эту лачугу с трудом, хочешь, чтобы ее запалили русские?

Он не отвечал на упреки никак и молчаливо уходил. Его друзья знали об этой безответной любви сына к матери и даже пробовали отговорить от встреч, но все было бесполезно. «Что она видела в этой жизни: без образования, без понятий, только и занималась домом, да моим воспитанием. И никто ей не судья»,- отвечал сын.

Но однажды он пообещал ей не вернуться больше, пока враг не будет изгнан. И это была их последняя встреча. Вскоре он погиб. И лачуга сохранилась, и мать до сих пор жива. Не о матерях речь, в конце – концов каждый ложится в свою могилу, а о сыновьях, на тропе праведной борьбы, об их милосердии и бескорыстии.