РАЗДЕЛ "ПРЕЗИДЕНТ"
   

Дон Кихот – исламский рыцарь

Андрей Новиков, независимый публицист, для CHECHENPRESS, 25.01.06г.

 

Мне почудилось, что Дон Кихот принял ислам, говорит: «Аллах Акбар!» и воюет в отрядах моджахедов. Он разочаровался в продажной западной цивилизации и принял ислам, опоясался мусульманской саблей и пошел воевать с верным Санчой Пансой в отряд Шамиля Басаева высоко в горах.

Он сражается с великаном российской армии. С ветряными мельницами российской пропаганды. Он участвует в нападении на Нальчик и на Москву. Он взрывает Останкинскую башню и подсаживает на копье русского подонка-скинхеда и бросает его под ноги российским милиционерам. Он сдирает человеческие маски с лиц прохожих, и те разбегаются от него, вдруг превратившись в крыс.

С детства нас учили, что Дон Кихот творит добро, – машет кулаками посреди воздуха; то есть, внушался образ юродивого, которого полагается уважать, но который – в этом своем образе – несет некую пародию на самого себя.

Но такой ли на самом деле Великий Рыцарь Ламанческий? Не есть ли он один из последних рыцарей героической эпохи, карикатуризированный наступившими временами мещанства и скотизма?

В понимании Д. Андреева Дон Кихот не совсем вымышленный герой, но великий человеко-дух, прозренный Сервантесом, не воплотившийся на Земле в виде реального человека только из-за неблагоприятных обстоятельств.

(Тут надо заметить, что Даниилу Андрееву принадлежит удивительная точка зрения на литературных персонажей как проявившихся даймонов. Он уверен, что ряд литературных героев не вымышлены, но прозрены авторами, являясь воплощением божественных существ).

Именно таким, по его мнению, является Дон Кихот. Это реальный человеко-дух, принявший на земле вид литературного героя. Конечно, он получил уродливые черты при своем рождении, потому что Земля пока не соответствует ему. Но даже через эти уродливые черты мы можем прочесть в нем нечто истинно великое. Надо сказать, что карикатуризация великих и благородных явлений, психиатрическая диффамация, превращение их в «придурков» свойственны первому эону, в котором мы сейчас живем. Ничего подобного не будет во втором эоне, который придет на смену нынешнему. Личности, родившиеся в нем, будут даны в их истинном виде.

Дон Кихоту предсказывается рождение в следующем эоне – не в виде литературного образа, а в виде великого человеческого существа, может быть, равного только императору. Это будет благородный рыцарь в полном расцвете сил, мало похожий на того умирающего и постоянно избиваемого Дон Кихота, которого мы видим в романе.

К сожалению, солнце, не увиденное в этом эоне, сейчас сияет в виде карикатуры. Увы, Дон Кихот дан нам в виде полукомического образа, который сведен к образу сумасброда, «полупридурка» и чуть ли не буйнопомешанного. Таким образом, восторжествовала точка зрения смекалистых, хитрых крестьян на благородного дворянина-идальго, которые видят в величии человеческого духа проявление сумасшествия. Эти крестьяне избили его палками, – не прообраз ли это будущих резиновых дубинок? Не есть ли эти крестьяне современные менты? Я оставляю этот вопрос за скобками. Но «что-то случилось» с этим миром, «что-то случилось»…

Конечно, нам трудно понять, почему Дон Кихот нападает на стадо овец, или на похоронную процессию, или мельницы. Для того чтобы понять смысл этих нападений, нужно внимательно к нему присмотреться.

Присмотримся к нему повнимательней.

Дон Кихот живет в зачарованном мире (здесь подойдет это исламское слово – «зачарованность». Оно ключевое понятие в исламской эстетике с ее восприятием постоянного волшебства в вещах). Именно это свойственно Дон Кихоту, который убежден в том, что живет в зачарованном и заколдованном мире, и должен сражаться с этим зачарованным и околдованном миром, постоянно разоблачать его. Ветряные мельницы он воспринимает как великанов; таз для бритья – как шлем Мембрана.

Виной считаются рыцарские романы, и экономка, священник и цирюльник в главе VI первого тома произведения Сервантеса обследуют главный источник зол великого рыцаря, – его библиотеку, выкидывая во двор все его романы. Я считаю это важнейшим пунктом во всем романе. Потому что причиной всех несчастий называются книги. Именно книги вдохновляют Дон Кихота в его сумасбродных поступках. Именно книги открывают ему глаза на мир и делают его рыцарем.

Впрочем, разве не лучше признать, что Дон Кихот живет в постоянно реконструируемом мифе? Разве этот миф, утраченный цивилизацией, не есть тонкое тело самой действительности, – остающееся для многих невидимым. Правильнее сказать, что Дон Кихот проникает в подлинную суть вещей и видит в людях или ситуациях то, что не могут различить в них другие. Он видит великанов, врагов, демонов в обыденности окружающего его мира, и одновременно с этим видит необыкновенную красоту в самой обыкновенной женщине. (Кстати, не советую думать, что его Дульсинея Тобосская – такая банальная женщина. В отличие от пастухов, она его сумасшедшим не считает. Это вообще загадочный персонаж в романе, так по-настоящему и не раскрытый Сервантесом. Другой удивительный персонаж – Санча Панса, который мог бы присоединиться к пастухам и бить Дон Кихота палками, но вместо этого идет с ним и… получает в награду остров, где становится губернатором).

Дело не в том, что он сражается со злом, как нас учили воспринимать роман Сервантеса. Невольно рождается вопрос: зло ли мельница или пастухи; или там похоронная процессия, на которые вдруг ни с того, ни с сего нападает Дон Кихот? Да и можно ли все это считать «борьбой добра против зла»?

Ни один человек не согласиться, даже отметив благородные намерения идальго, что нападать на мельницы – это борьба во имя добра.

Что толку в этих намерениях, если он нападает на людей, не давая им жить спокойно? Мы должны по современной терминологии назвать Дон Кихота «экстремистом», «религиозным террористом» и «бандитом». Однако уверяю вас, национальность у него есть, потому что он – испанец!

Я думаю, Дон Кихот – не актер, воюющий с картонным злом, протыкая шпагой невинные предметы. Он не юродивый, совершающий сумасбродства, чтобы на него смотрели.

НЕТ, он воюет с зачарованностью мира. Это даже больше, чем со злом. Вспомните, как бурсак Философ, оказавшийся в демоническом мире, бил изо всех сил старуху пока она не превратилась в юную девушку. Вот так же и Дон Кихот бьет попадающихся ему людей, – протыкает встречающиеся ему на пути бурдюки с вином, бросается, точно кошка, на ветряные мельницы и совершает массу других абсурдных поступков, чтобы проявить страшную суть притаившегося под маской обыденности мира.  

Впрочем, не зачарован ли мир НА САМОМ ДЕЛЕ?

Сам он, кстати, воплощение этой зачарованности. Нет в нем той комичности, которая обступила его со всех сторон издевательским хохотом благоразумной толпы. Это – великий Дон Кихот, рыцарь исполинских размеров, не распятый на смертном одре, но в силах.

Это великий Дон Кихот, который скачет к нам в окружении отважных и самоотверженных рыцарей.

Смерть вам, русские палачи! Смерть вашим дутым великанам, являющимся ничтожествами по духу, смерть вашим мельницам-мясорубкам, перемалывающим людей, смерть вашим башням, источающим ложь и растление, смерть вашим серебряным нитям, из которых вы, словно пауки, плетете свою паутину.

Дон Кихот скачет.