Крах стратегии «управления страхом»

Алхазур Джалилов, ИА DAYMOHK, 19.01.06г.

Важная политическая особенность повестки второго срока правления Путина - возросшее «политическое одиночество» кремлевской власти. Масштабы диалога с обществом сокращаются, сам диалог все чаще дополняется (а иногда и подменяется) односторонними решениями, стимулированных войной с «терроризмом», использующихся для продвижения своих проектов и инициатив.

«Управление страхом», которое можно рассматривать как «эрзац» мобилизационной идеологии продолжает играть важную роль во взаимодействии с общественным мнением, и призвано восполнить дефицит общественной. Использование «чрезвычайщины» для легитимации старой просоветской политической реформы представляет собою попытку распространить модель взаимоотношений власти с общественным мнением, отработанную в ситуациях «террористической» опасности («антитеррористическое согласие»), на более широкие области, не имеющие непосредственного отношения к этой проблеме.

Это означает перевод общества в состояние перманентной мобилизации вокруг власти под лозунгами борьбы с «терроризмом». На некоторое время тема войны с «терроризмом» в политической риторике Кремля была свернута. Но только на время проведения сомнительных мероприятий в Чечне, связанных с назначениями и расширении марионеточных структур.

На этот период натянутые вожжи пропаганды «террористической угрозы» заметно ослабевают, но только на этот период, и кремлевские убийцы всегда оставляют за собой возможность вернуться к теме войны и внешней угрозы. Обществу не предъявляют никаких аргументов, подтверждающих серьезность заявлений о том, что Россия находится в состоянии войны, но способность создавать в стране необходимую психологическую атмосферу является древним искусством Кремля.

Психологическая мобилизация вокруг В. Путина отличается рядом особенностей. Прежде всего, она проходила под знаком войны. Общественное мнение россиян квалифицировало создавшуюся ситуацию как необратимый разрыв с мирным временем, и санкционировала для власти полную «свободу рук». Это была традиционная политическая мобилизация общества вокруг власти в обстановке острого политического кризиса, созданного войной в Чечне.

Уже в первый период правления Путина обнаруживались сбои в механизме управления общественным мнением, отработанного в контексте взрывов в российских городах в 1999 года и событий на Дубровке в октябре 2002 года. Тогда российское общество оценивало действия кремлевской власти как вполне уместные в сложившейся ситуации. Но вот специфика политической мобилизации после Нальчика состояла в том, что общество не восприняло реакцию власти на события как адекватную.

Значительная часть из тех, кто принял официальный тезис о войне с «терроризмом», отказался понимать его буквально. Часть из тех, кто понял слово «война» буквально, события в Нальчике не столько мобилизовали, сколько просто испугали. Целая серия успешных операций моджахедов, кульминацией которых стал Нальчик, привела к психологической дестабилизации российского общества.

Очередное официальное заявление Путина об «объявлении террористами войны» оказалось чрезмерно сильным сигналом. Общественное мнение подошло к состоянию, близкому к панике. Сбои в механизме мобилизации были вызваны также тем, что были предложены политические решения, которые больше не пользуются популярностью. Для большей части россиян в условиях отсутствия определенности по поводу конкретного врага «международный терроризм» стал понятием слишком абстрактным, и часть общественного мнения начинает искать его самостоятельно, и вместо психологической мобилизации большинства начинается поведенческая мобилизация экстремистского меньшинства.

Это ставит под вопрос главное достижение Кремля - политическую стабильность. Главную роль в срыве «военной мобилизации» мнения россиян, судя по всему, сыграло устойчивое нежелание идти на коллективные жертвы во имя официальных целей. После событий в Нальчике, именно россияне, чьи опасения относительно операций моджахедов были наиболее актуализированы, чаще высказывалось убеждение, что контроль российских спецслужб за частной жизнью граждан даже ради обеспечения безопасности непозволителен.

Несмотря на готовность общественного мнения поступиться многим ради победы Путина над «терроризмом», страх перестает работать как универсальный инструмент мобилизации. Стратегия «управления страхом», активно использовавшаяся кремлевским агитпропом, можно сказать начинает себя исчерпывать, и активизироваться механизм психологической самозащиты от власти Путина.