РАЗДЕЛ "ПРЕССА"

По следам кавказских мифов

ИА DAYMOHK, 08.11.05г.

 

АБУЗАРА АЙДАМИРОВ

На Красной площади, в ГК «Россия» седьмого ноября будут говорить о писателе Абузаре Айдамирове. Но говорить о нем скопище кремлевских сказочников и их услужливых клерикалов – манкуртов из числа чеченцев, по всей видимости, будет не как о певце свободы, а как об одном из верноподданных России. Как об очередном «гуманисте» российского политического ширпотреба.

Абузар Айдамиров в этот день официально станет тем, кто примет эстафету от имама Шамиля и Расула Гамзатова, завещавших мир с немирной Россией. Для этого кремлевский заказ и задуман, и направлен прицельно в будущее, чтобы испоганить память о писателе. И приурочен этот идеологический трюк аккуратно к так называемому Дню Согласия в российском обществе.

Годовщине государственного переворота в России в 17-м году, повлекшего многомиллионные человеческие жертвы (не для того ли, чтобы предать их забвению?). Годовщине начала войны в Чечне. Досталось и непокорным полякам.

Но перед этим великий комбинатор пиаровых зрелищ Путин произведет ознакомительный поход в сердце Европы и нанесет очередное оскорбление, которое еще на сто лет отбросит назад и так изрядно подпорченные отношения между русским и чеченским народами.

Назовет борцов за свободу и независимость Чечни животными в человеческом обличье. Хотя всему миру хорошо известно, как выглядит рожа самих русских и их главной политической свиноматки.

Также европейский вояж будет приурочен день в день к годовщине убийства мусульманами известного голландца, оскорбившего ислам пасквилью об уличной потаскушке. И опять, чтобы усилить местнические чувства гордых скандинавцев в отношении мусульман и сказать, что в Чечне Россия спасает Европу. Хотя все наоборот. И беспринципная Европа кокетливо проглотит эту пилюлю.

Цинизм варвара и европейцев, принявших палача под сводами правосудия в Гааге, становится «хорошей» манерой «цивилизованного» мира. Чрезмерно тухлая демократия и сомнительное правосудие. А может они – европейцы, таковыми и были всегда? Эти поставщики путан для российского двора, воспроизводившие для России незаконнорожденных царей! Не отсюда ли зов испорченной крови!?

Хотя и сами русские цари не блистали целомудрием. Кажется, и редкие потомственные пошли от сифилитика Ивана Грязного, куда уж тут до чистокровных. Но почему этому испорченному племени стал близок наш герой, это никак не поддается разуму.

Так кто же он – Абузар Айдамиров, на самом деле – символ свободы, народный герой, искренне заблуждавшийся или все же национал - предатель?

Отношение к нему в чеченском обществе за последние годы складывалось неоднозначно. Фигура значимая и известная на всем кавказском пространстве во всех отношениях. Писатель, публицист, поэт, ученый, заслуженный педагог, политик, автор исторической трилогии «Долгие ночи» («Молния в горах», «Буря») о национально – освободительной войне чеченского народа в середине X1X века.

Весной этого года его не стало, а седьмого ноября россииская пропаганда убьет его и во второй раз. Убьет для будущего. Но что этот человек знал на самом деле из того, чего не знали мы, и что знаем мы, чего не знал он? И почему писатель предпочел для себя такую долю? Это вопросы, которые будут будоражить сознание еще не одного поколения.


Ниже приводится отрывок из статьи Абузара Айдамирова «Размышления о Родине»:

Абузар АЙДАМИРОВ «Встречаясь, люди часто задают друг другу один и тот же вопрос: «Как пережили войну?» Я отвечаю: «Как все». Никуда мы не уезжали. Были здесь – в республике. Ненадолго уезжал в Гудермес. Потом приехал домой – в Мескеты. Здесь и живу со всеми.

Одни говорили, что я уехал в Дагестан к Расулу Гамзатову. Другие, что я уехал за Терек. Третьи, что я болею. Я отвечал: «Никуда я не уезжал. И даже мыслей таких не было». Я не имел права оставить свой народ в тяжелый для него час.

В Иордании мне построили дом. Я мог бы туда уехать. Но не смог. Почему в годы Великой Отечественной войны ученые, политики, писатели не сбежали за границу? Потому что они любили свою Родину, и готовы были отдать за нее свою жизнь. Они творили в тяжелейших условиях, не доедая, не досыпая – и помогли народу выстоять в трудной схватке.

В 1944 году, когда выселяли наш народ, мне было 11 лет. Я видел то, что происходило. Тогда я впервые по-настоящему остро осознал трагедию чеченского народа и решил писать. Писать правду. Так, героями моих произведений стали простые люди, горцы-крестьяне, которые на собственной судьбе испытывали трагические последствия политических ошибок «отцов народа». И сейчас мне больно смотреть, как новые вожди демократической России решают судьбы нашей многонациональной Родины.

У Виктора Гюго есть изречение: «Правительство бывает бандитским, но народы никогда». Народы не виноваты в том, что происходит. Виноваты правители. Не должны сегодня погибать русские и чеченские парни. Они - жертвы тех, кто наживается на войне.
Не в первый раз в Чечне проливается кровь. И в XIX веке так было. Я знаю чеченский народ. Мы никогда не враждовали с русскими, хотя здесь истреблялись целые села. Мы всегда видели в русских – добрых соседей, братьев.

Куда бежали наши беженцы в первую и во вторую войну? В Россию. Никто не будет искать спасения у своего врага. Так ведь? Да и враг не примет своего врага. 100 тысяч беженцев сейчас живут в России. Во всех регионах. Люди не хотели войну. Ни россияне, ни чеченцы.

1995 год. Я ехал к дочери. Один солдатик остановил машину, подвези, говорит. Лет 19 ему, наверное, было. И вот за эти несколько километров он три раза сказал: «Отец, через 3 дня я еду домой». Я понимал его состояние. И было больно, стыдно, что мы взрослые так неразумно устраиваем нашу жизнь. Зачем нужна была эта война? И при чем тут этот ребенок? И таких тысячи. Здесь, в Чечне, по селам прятались, и чеченские женщины берегли их от бед до тех пор пока русские матери не приезжали и не забирали их домой. Сколько русских и чеченских семей породнились за эти годы? Сотни.

Люди устали от войны. Они хотят жить мирно».
Газета "Чеченское общество", № 11 (49), 08 июня 2005 года.


Он говорил, когда другие молчали, и замолчал, когда другие стали говорить. Он видел, когда другие были незрячи, и ослеп, когда другие стали видеть. И тех и других он научил говорить и видеть, а себя исчерпал и остался в плену иллюзий. И получилось так, что обрели мы его в начале творческого пути и потеряли к его концу. И имя писателя, историка, учителя и мыслителя Абузара Айдамирова снова ушло в забытье. Как и тридцать пять лет назад, когда о нем предпочитали не говорить вовсе идеологи советской власти.

Написав однажды о прошлом своего народа, он подготовит его к встрече с жестоким будущим, которое наступит через двадцать лет. И не случайно его современник Зелимхан Яндарбиев позже скажет, что совершенный им поступок – это был кирпич в сознании народа.

А известный в литературном мире своим неукротимым нравом академик Нафи Джусойты назовет его последним рыцарем чеченского народа. Для философа Магомед - Салаха Гадаева он оставался надеждой национальной исторической мысли. Талантливый и мужественный поэт и писатель Магомед Мамакаев обращался к нему не иначе, как именем его же литературного персонажа – легендарного героя кавказской войны, однорукого, одноногого и одноглазого Байсангура Беноевского, продолжавшего воевать привязанным к конскому седлу не один год. Для народа, формировавшегося в чреве коммунистического режима, он всегда оставался совестью истории и знаменем свободы и независимости.

Это была яркая фигура просветительской мысли Кавказа ХХ века. И, несмотря на вулканический всплеск национального самосознания последних лет и связанные с ним издержки, оставался убежденным интернационалистом и сторонником революционных преобразований только через умы, сознание народов. И излишне верил в существование несуществующей в природе передовой мысли, демократию и созидательные способности русского человека, чье кровавое деяние на планете было также необъятно, как и бездна вселенной. Его совет дождаться для начала очередного этапа освободительного движения, пока в России не победят «прогрессивные» силы, был похож на призыв дождаться конца света.

Он ушел, оставив в смешанных чувствах тех, кто когда-то искренне поверил в него, но так и непонятый до конца потомками достойных, о которых долго писал. И на закате ему рукоплескали и провожали в путь последний отпрыски других, кто в войну кавказскую и нынешнюю воевал за Аллаха и царя российского (какое кощунство!), предпочитая свободе рабство, достойной смерти – позорный конец предателя, памяти – безрассудный мир манкурта. Другие же, потерявшие писателя из поля зрения задолго еще до смерти, и не заметили его второго ухода.

И мне, его воспитаннику, досталась тягостная доля - писать о том, как не поняли друг друга Народ и Мыслитель, Учитель и Ученик. И до боли трудный и вечный вопрос - почему каждый раз, в самый последний жертвенный час получается так, что теряем мы кавказских титанов - имама Шамиля, поэта Расула Гамзатова, писателя Абузара и других - так бесславно. Почему эти звезды, так ярко загоревшись, вселив надежду в других, тускнеют, и мы находим их в стане врага, в стойле кровопийц, в призывах простить кровь и страдания народа, смерть лучших сыновей и дочерей кавказской земли… Оттого и вечная боль. Но постараться постичь заблуждения заблудших все же нужно, чтобы познать в них себя. Ибо все мы в вечном поиске.

Можно было бы сделать вид, что ничего не произошло и промолчать. Но Учитель был слишком заметной фигурой, чтобы пройти мимо и не заметить. И уж тем более это непозволительно тогда, когда те, кто приписали его к своему лагерю, говорят во весь голос только о крахе его иллюзий относительно национально - освободительного процесса. Возможно, это так и есть. Спорить не собираюсь. Но всей правды не знают и они.

Он ведал, что творил, но заблудился внутри себя, и я свидетель тому. Теперь об этом можно говорить. Это было во время первой войны, когда у нас с ним не раз заходил разговор о том, джихад это или нет. И еще тогда в его дом, минуя российские блокпосты, часто приходили моджахеды, и десятки раз задавали один и тот же вопрос, почему он не с ними. И уходили разочарованные. Но однажды, впервые после очередных долгих споров, я услышал от него, что, «если человек душой выверил свои отношения с Аллахом и вышел на путь свободы искренне, то это, несомненно, джихад. Даже независимо от того, кто идет впереди него». Правда, вслух об этом другим он ни тогда, ни позже ни разу не скажет. И всегда будет стараться держать расстояние со всеми. Он все – таки знал, на чьей стороне правда. В нем всегда жили два Абузара: один – в романе «Долгие ночи», другой – в книге «Молния в горах». Он воплотит себя в образе Алибека Алдамова, предводителя кавказской войны против русских на рубеже 1877 года и целиком поддастся сказкам о некоей мировой демократии, просветительской мысли. И это в то время, когда баланс цивилизаций был нарушен, и алчные мира сего – глобалисты - наступали на весь остальной мир, пытаясь сделать его однополярным.

Его идеология национально-освободительной войны – вера в силу Аллаха и исламские ценности никак не шла в противоречие с остальным цивилизованным миром. Я помню, как в длительной переписке с всемирно известным историком Смирным он приводил аргументированные объяснения своим взглядам. История знает, писал он, как на религиозной духовности, под знаменем религии, многие европейские государства пришли к своей независимости, и при этом никто не попрекнул их в религиозном противостоянии. Но почему-то отказано в этом чеченскому народу, воюющему 400 лет.

Были моменты, которые не раз вносили смуту в устоявшийся логический ряд мыслей об этом человеке, ввергали меня в бесконечные сомнения. Как-то наш спор с учителем зашел слишком далеко, и пришлось сказать ему: «Если на то пошло, то не Джохара в случившемся вина, а больше - его - писателя, за двадцать лет до него поставившего на дыбы сознание чеченского народа. И этого можно было бы стыдиться, если бы это не было уделом достойного правдоборца. Но если все же он (писатель) жаждет крови в поисках виновника военных потрясений на чеченской земле, то первым расстрела заслуживает именно он. После патриотического взрыва сознания, вызванного его книгами, кто мог остановить народ? И если на месте Джохара мог оказаться любой из исторических персоналий - тот же Зелимхан или кто другой, то его - писателя - место в истории было определено им самим. Тысячи людей призвало к сопротивлению его слово».

Но учитель не сдавался.
- Вы услышали со страниц моих книг только грохот пушек, а не голос разума.
Но разум в понимании Абузара уже давно не существовал во вселенной. Мир так и не достиг своего совершенства. Человечество не выдержало испытаний, ниспосланных богом. Галактика Человека уже давно сошла с траектории соизмеримости и соразмерности.

И никак нельзя было понять, где начало абсурдному миру, так называемой демократии и где конец. Ибо в понимании этого растленного мира для продолжения рода человеческого мужчина был создан для мужчины, равно как и женщина для женщины. И стены храмов божьих Запада сотрясали стоны насилия от мужеловства. И уже по всей Европе шли победные референдумы по нормированию однополых браков и никто не говорил, что это путь против бога. И уже конституцию разврата под названием Европейская насаждалась. Поход разврата стоял у подножья Кавказа и угрожал его самобытности и чистоте разума и поступков.

Несомненно, потрясения в Чечне, в том числе и война, были следствием падения империи и пристрелкой будущего передела мира. И зависело в этой ситуации от чеченцев ровным счетом ничего? Не малые народы начинают и заканчивают войны. Чеченцы были обречены изначально, от корней исторических. Лишенному права выбора народу оставалось только принять брошенный вызов. Поступок на грани безрассудства, но храбрости удел. В этом и заключалась философия разума народа-воина. И спросить об этом прежде всего нужно было у Абузара, первым написавшего о мотивах поступков собственного народа. Но, как видно, и недосказавшего многого.

Он был абсолютно прав в том, что народ должен просветиться, но при этом предлагал для начала его освободительного процесса дождаться, пока в России не победить передовая мысль, или она не разложиться изнутри, или кто – то из других народов не проторит этот путь. Как – будто не видел, что народ его задолго до этих событий уже был избран для войны. Как-будто не знал, что ходом истории и устоявшегося менталитета непокорности его племя было обречено. Кто лучше него это мог знать?! Так стоило ли доверять призрачному будущему, которое для чеченского народа не наступило бы никогда?

С миром этого коварства в свое время сталкивается и герой его романа «Молния в горах» Алибек Алдамов, один из предводителей кавказской войны 1877 года. Но что из этого вышло, всем известно. Неразумный юноша, которому отроду – то было всего 27, постигавший в свое время знания и повадки в прямом и переносном смысле в российском хлеве, своим добровольным пленом –«ради спасения других» - и соратников не спас и себя погубил. Самые знаменитые сыновья чеченского народа были повешены в Грозном и также сосланы и загублены в Сибири. Да, Абузар изобличил русских, но он одновременно предупреждал о бесперспективности войны против России. Понимай, как хочешь. А по большому счету – это было пораженчество. Абузар испугался собственной тени, преследовавшей со дня выхода «Долгих ночей».

Не к мифической русской мысли или общечеловеческому разуму должен был призывать Абузар, а к Джихаду, как это было сделано в его первой книге «Долгие ночи». А если не призывать, то хотя бы промолчать и не идти на служение к царю россиискому. Он до последней минуты своей жизни не верил, что русского народа на земле давно уже нет, а оставшаяся его часть давно бомжует у более умных инородцев и пропила остатки своего скудного ума.

Можно ли было назвать это верой в разум человеческий в неразумном человеческом мире, где, как в стране кривых зеркал, все ценности были перевернуты верх ногами? Прежде чем понять освободителей, Абузар должен был разрушить империю своего сознания, возведенную в других условиях и в другое время. А это очень сложная процедура, тем более для давно и принципиально сформировавшегося человека. Никому не хочется признаваться, что жил он в плену ложных иллюзий, возводил песочный замок.

Я был свидетелем того, как долго и мучительно осмысливал писатель то, что происходило на его земле, да и вокруг Кавказа с 1991-го года. Уже была позади очередная тяжелейшая война с русскими (94-96 годы), унёсшая более ста тысячи человеческих жизней. Уже наметилась передышка до 1999-го после мирного договора с врагами, а писатель жил тем, что изредка обращался к своим наблюдениям над нравственностью и культурой народа, над меняющимся на глазах моральным обликом новых поколений и всё медлил с третьей книгой.

Впрочем, поиском ответа на происходящее вокруг жил не только писатель. На огромной территории бывшей коммунистической империи происходила переориентация человеческих ценностей. Всё ещё продолжался переход к ещё непонятному обществу, название которому предопределили «демократия», по образу и подобию европейскому. На смену коллективному мышлению приходил человек с его личностными ценностями.

И тут Абузар всё больше склонялся к тому, что главным героем третьей книги должен быть герой – одиночка, то есть легендарный абрек чеченского народа Зелимхан Гушмазукаев, тринадцать лет (1901-1913) отстаивавший справедливость на чеченской земле в борьбе с русскими захватчиками. Перекличка эпох начала и конца ХХ века с революциями, хаосом и местом личности в обществе была настолько поразительной и происходила таким образом, что за одним событием сразу же можно было предсказать другое.

Здесь находил себя каждый – и захватчик и доморощенная мразь. «Сила! Сила опустошала горские сундуки, сила хамила, обыскивала женщин, сила, походя, арестовывала и расстреливала горцев». Это уже из гатуевского «Зелимхана». И до огромных размеров вырастала в этом хаосе проблема личности, с его разлагающимся рыцарским духом.

Проблему и идею, философию кавказского абрека в новой книге Айдамирова должны были обозначить не только обличение Зелимханом России «Я не родился абреком…», но и те достоинства, с которыми он прошёл через многие испытания, оставаясь человеком в подлинном смысле.

Писатель снова принялся за проблему сознания и нравственного оздоровления чеченского общества. В условиях хаоса, вызванного распадом империи, когда чеченец получил так сразу много свободы, это было жизненно-важной задачей.

Зелимхановское восприятие окружающего мира пронизало все сферы общественного и политического, социального - экономического, правового и нравственного обустройства жизни и общества. Дух абреческого мировоззрения заключался в том, что смотрел он на эту жизнь через нормы шариата, ислама. Таковы были намерения писателя к началу второй войны. Это было в конце, ну а начиналось все в начале далеких пятидесятых 20 века. Было это прозрением писателя или непонимание ситуации? Ведь нельзя было в той системе, в которой писатель призывал задержаться, сохранить ни рыцарских чувств, ни нормального человеческого общества. Искать ответа в какой-то мере следовало в его прошлом.

Родившийся бунтарем, он с детства мечтал о полководческой деятельности…Угонял из дядиного хлева коня и, размахивая деревянной саблей, в сопровождении ровесников целями днями отмеривал пойму реки Ясса между Мескеты и Галайты.

Чуть позже Абузар и достиг своей цели. Правда полководцем он придет в литературу. Да и читательское «войско» будет ничуть не меньше военного. И разбуженный его словом мятежный дух высоко поднимет Абузара над современниками сначала признанием его народным писателем, позже выдвижением в народные депутаты СССР. И не из легких же было это восхождение. Его «армии» придется столкнуться с одной из самых жесточайших систем подавления человеческого достоинства.

Тому, кто десять лет взращивал литературный сад, пришлось еще столько же защищать его от злоумышленников. Его первые две книги пропустили через руки 44 рецензентов. И всегда получалось так, что чуть больше половины «дегустаторов» перевешивали мнение тех, кто был за издание книг. И дорога романа «Долгие ночи» (1972) к русскому читателю расстянулась на 20 лет. Второй роман «Молния в горах» рецензировали в общей сложности тридцать человек и восемь из них выступили против.

Но, чтобы не издать книгу, иногда достаточно было и мнение одного, с мнением примерно следующего содержания: «Нет верности великому русскому народу и партии». Если известный историк, профессор Смирнов сравнивал труд Абузара с докторской диссертацией, то обязательно из числа чеченцев находился идиот, который спрашивал автора: «А почему горское народное восстание не возглавляет наш старший брат - представитель русского народа?»

Всегда разнородным бывал и состав рецензентов - три доктора исторических наук, доктор филологических наук, пять кандидатов исторических наук, шесть кандидатов филологических наук, кандидат философских наук, три писателя, шесть критиков, два партийных работника, редактор радио, редактор цензорского отдела…

Сотни ночей ушли на споры с этими людьми. Это потом мы подсчитаем, что на ответы этим людям были исписаны 572 печатных страниц. То есть целая книга.
Пустая трата времени и сил, испорченное здоровье…

Еще в рукописи сданные в издательства книги читались сотрудниками КГБ. И раньше, чем на родине, некоторые из них выходили в арабских странах.
Народ по – достоинству оценил каторжный труд Абузара.

«Роман тяжело читать. Кажется, сердце вырвется из груди. Огомную работу вы проделали» (Мани Гайсуркаев. Село Гуной).

«Мы очень гордимся тем, что у нашего народа есть человек, который стремится в глубины истории и мудрым словом ведает о прошлом» (Студенты Северо-Кавказского строительного техникума).

«Народ в долгу перед вами. Никто до вас не сделал ему большего, чем вы, подарка» (Ахми Яхихаджиев. Село Гордали).

«Хотя я и не молод (55 лет), много читал, но до сих пор не слышал ничего подобного, что так ярко, глубоко и мастерски было написано, как в вашей книге. Мои мысли всегда были в обиде от вечного вопроса, почему у моего народа нет таких одаренных людей, как Гамзатов у дагестанцев, Кулиев - балкарцев, Кешоков - кабардинцев, Самед Вургун – азербайджанцев, Айтматов - киргизов, Шота Руставели, Казбеги - грузин, Айни - таджиков. Оказывается, я глубоко ошибался. Теперь я знаю, что прошлое и настоящее нашего народа ничуть не хуже других народов. И вы не уступаете известным мировым писателям». (Магомед Абдулкаримов. Грозный).

Никогда не читавшие раньше на чеченском языке люди стали приобщаться к родной речи, потому что все в один голос утверждали о богатстве языка книг Айдамирова.

Сказать, что слово Айдамирова дошло до народа, это значит не сказать ничего. Оно совершило революцию в сознании чеченцев и подготовило к будущим сражениям. И абсолютно были правы те обкомовские стражи, которые почувствовали за всем этим призыв к свободе. И это за 20 (!) лет до распада СССР и 25 – до возобновления очередной фазы русско–чеченской войны.

Были в книгах Айдамирова и предостережения:

1.Не верить продажным муллам. Не надеяться на помощь так называемых мусульман Востока. Достаточно было поведения в истории турок, за российские взятки переманивших к себе кавказцев и тысячами расстреливавших мухаджиров у своих границ.

2. Бояться собственных предателей и стукачей. Не верить слащавым речам соседей о том, что чеченцы самый мужественный народ. Хотя бы раз пристроиться им в хвост.
Прислушаться к поведению других народов. Ибо они нас всегда продавали и на нашей трагической судьбе обретали благополучие и подачки от России.

3.На пути к свободе нужны образованные люди…

4. Призывал не бахвалиться и не кичиться напускным мужеством.
Но многого из всего этого получивший слишком много и сразу свободы народ не услышал. Пошли ошибки…

Выход книг «Именем свободы» (1968), «Долгие ночи» (1972) и намечавшееся продолжение этого исторического полотна - «Молния в горах» (выход этих книг за рубежом) не на шутку встревожило партийное руководство республики и идеологический отдел ЦК КПСС СССР. Уже после выхода его романа обком КПСС понял свое упущение и спешно затеял концепцию о добровольном вхождении Чечни в состав России. Дело в том, что в исторических научных источниках (в том числе и в Большой Советской Энциклопедии) единственным народом, напротив которого стояла запись «присоединен к России» и «непокорный» оставался чеченский.

27 декабря 1995 года Олег Мороз на страницах «Литературной газеты» писал: «Даже советские энциклопедии и словари, при всей их лживости, не посмели написать про Чечню, что она добровольно входила в состав России (как они написали, допустим, про Ингушетию). «БЫЛА ПРИСОЕДИНЕНА», - вот и все, что отважились процедить сквозь зубы»…

И научным подтверждением этому являлись книги Абузара. И срочно нужно было ликвидировать этот пробел в россииской исторической науке, а заодно и приостановить выход остальных книг Айдамирова. Ну, а о том, чтобы издать что-то написанное им в русском переводе не могло быть и речи. Поэтому этот путь будет закрыть на 25 лет. Отсюда и причина малоизвестности Айдамирова русскому читателю.

ЦК КПСС по просьбе Чечено-Ингушского Обкома КПСС запросил архив Академии наук и составил специальную программу. Началась разработка новой концепции о «добровольном» вхождении Чечни в состав России. Даже возраст определили – 200 лет, которые приходились на 1981 год. Главным рупором назначили доктора исторических наук Виноградова, который с этого момента в разных районах Чечни во время археологических раскопок начал находить кресты. Серым кардиналом этой затеи оставался ректор Чечено-Ингушского университета Кан–Калик. Группу чеченских ученых, выступивших против этой затеи, прогнали с работы. Теперь оставался единственный противник - писатель Айдамиров. Всего лишь одна характерная рецензия тех лет.

«Крови и трупов в романе по-прежнему осталось много. Первая часть так и называется «Сожженная земля»… Общая концепция вырисовывается такая – действительно, в составе России жить невозможно . Здесь всех ожидает поголовная высылка в Сибирь или обращение в христианство и полное безземелье от переселения казаков…

Автору необходимо подумать и об атеистической теме романа. Очень уж спокойно он описывает мусульманскую религию, несколько героев, которых он описывает с симпатией, - это муллы. Многочисленные упоминания о намазах, которые совершают герои романа, описание мусульманских обычаев и молитв рисует чеченцев глубоко верующим народом, а так ли это на самом деле?..

Таким образом, автору не удалось реализовать рекомендации рецензента о необходимости проповеди атеизма.… На мой взгляд, доработка романа сделана формально, пожелания рецензента не реализованы полностью.… Рекомендовать рукопись к подготовке к выпуску считаю нецелесообразным» (Старший редактор издательства Г. Яблокова).

Итак, к 1972 году в истории чеченского народа заканчивался период, которого с натяжкой можно было назвать мирным. Это были те тринадцать лет спокойной жизни за всю ее историю, которые позволили хоть как-то обратиться к образованию, о которой мечтал Айдамиров. Когда все вернулись из Средней Азии, начали обустраиваться и учиться. Но каким трудным было и это начало.

Оставшиеся дома чеченцы были добиты грузинским НКВД. На месте Хайбаха нашли пепелище, в котором по приказу Гвишиани и Церетели заживо сожгли 700 человек. Лучшие сыновья были убиты, а скот угнан в Грузию. В отместку чеченцы устроят резню в Кахети.

Дагестанцев поселили на земле чеченцев, заменив все названия сел и районов на аварские. Земли чеченцев-аккинцев отторгли навсегда к Дагестану.…А позже возвращающихся из Средней Азии чеченцев встретили восстания русских, казаков и дагестанцев.

Митинги организовывались под лозунгом «Долой разбойников». Инонациональный контингент в Чечне представлял собой довольно разношерстную масть. Это были оголтелые расисты, люто ненавидевшие чеченцев. Отпрыски тех, кто когда-то приезжал завоевывать Кавказ. Кто служил в войсках НКВД, кто был направлен сюда для идеологической работы и т.д. С этим людом позже Абузар и призовет «укреплять» «дружественные» связи и становиться на путь интернациональный. Трагической сложится и судьба этих отморозков. Многие уедут, а оставшиеся будут добиты своими же, в ходе очередной фазы русской - чеченской войны в 94-99 годах.

А вернувшийся народ с жаждой набросился на знания. И вырастает первая волна интеллигентов. Но и этот период не был свободным. Все время шла идеологическая интервенция в умы и сознание людей… Русские «учителя – целинники», солдаты культурной революции, насаждавшие свои нравы, начиная с 20-х годов, целыми толпами направлялись в Чечню.

Шло активное наступление на религию, строили свинофермы, винные заводы, поощрялись комсомольские свадьбы, смешанные браки, дискотеки, и бережно стерегли памятник Ермолову в сердце города, который взрывали не один раз. Все лучшие должности, квартиры, хлебные места были в руках нечеченцев. Скрытая и открытая дискриминация шла повсюду. Строились химические и биологические заводы. 25 лет радиоактивные отходы со всего Союза для захоронения завозили в Чечню, в окрестность селения Толстой-Юрт.

Но вернемся к становлению самого писателя. Если слово поэтическое рождают песни матери, то колоколом в пробуждении сознания будущего писателя стали исторические напевы отца о героях Кавказской войны – назмы и илли. Отец также хорошо играл на национальном струнном инструменте - пандури. Хотя был и безграмотным, но наизусть знал восточную поэму «Лейла и Меджнун». Возможно, все это и повлияло на то, что Айдамиров станет писать позже и поэтические произведения. Впервые они появятся в 1957 году на страницах чеченской газеты «Трудовое знамя», которая только-только начала выходить в Алма-Ате. В местах высылки чеченцев.

И, тем не менее, пальма первенства в пробуждении будущего писателя принадлежит другому человеку в истории Кавказа – грузину Александру Казбеги.

В 1974 году Грузия отмечала 125-летие со дня рождения писателя. Памятуя о той роли, которую Казбеги сыграл в его жизни, Айдамиров выступает на страницах журнала «Литературная Грузия».

«Я мечтал увидеть Грузию и ее великодушный народ, о которых в детстве мне так часто рассказывал отец. Грузию, воспетую Александром Казбеги и Важой Пшавела, - писал Абузар.- Мои родные горы, как великаны – братья, высятся в одном ряду с горами Грузии. От них рукой подать до Хевсуретии и Пшави. Мои предки на хорошем скакуне за сутки добирались до Калаки, то есть до Тбилиси. Не раз туда ездил и мой легендарный земляк Магомед Мескетинский. В Кахетинском походе Шамиля участвовал брат моего деда, который умер в тридцатых годах в возрасте 136 лет…

Однажды случайно в мои руки попал потрепанный, без обложки и последних страниц первый том двухтомника из бранных произведений, изданный к столетнему юбилею А. Казбеги. Я читал и перечитывал эту книгу. Надо сказать, что трудные для нашего народа послевоенные годы закалили нас, мы возмужали не по летам. Дети давно не знали, что такое слезы. Но каждый раз, когда я читал «Отцеубийцу», «Элисо» и «Цицию», из моих глаз безудержно лились слезы горя и радости. Ведь описанную в «Элисо» горькую чашу я сам испил до дна. Я радовался тому, как великий Казбеги явился ко мне как свидетель той правды, о которой мне рассказывал мой отец. А я ему не мог не верить.

В произведениях Александра Казбеги я впервые почувствовал ту глубокую разницу, как между русским народом и русским самодержавием, так и между грузинским народом и грузинской феодально-дворянской знатью, верно служившей царизму в осуществлении его колонизаторских планов на Кавказе. Так же впервые от Казбеги я узнал, что в те годы, хотя и не пылали в пламени войны хижины русских и грузинских крестьян, но их участь была не многим лучше участи чеченцев, из поколения в поколение сражавшихся за свою свободу.

Наряду с грузинскими князьями – царскими прислужниками и насильно мобилизованными в Чечню отрядами грузинских милиционеров (кстати, в 1950 – 1955 гг. чуть ли не возведенными в ранг героев за их верную службу царизму при покорении кавказских народов) в произведениях А. Казбеги передо мной встали Иаго, Коба, Важна и другие герои, олицетворявшие подлинный грузинский народ. Глубоко сочувствующий своему маленькому народу, протянувший ему братскую руку в его борьбе.…

Впоследствии эту правду я узнаю и из других книг, но Казбеги был для меня Колумбом, впервые открывшим мне историческую правду. От него я узнал, что такое подлинная дружба, мужество, отвага и чистая и возвышенная любовь, что значит бороться за правду и добро. Я, конечно, любил свои родные горы. Днем думал о них, ночью они снились мне (годы выселения чеченцев в Среднюю Азию - автор). Оказывается, и любить по-разному можно родину. Казбеги научил меня любить по – настоящему. Его письмо «Читателю» для меня стало священным…

Александр Казбеги вселял в меня веру в свои силы и способности, после чего я решил посвятить всю свою жизнь писательскому труду. Под влиянием творчества А. Казбеги я написал свой первый рассказ «Именем свободы», на основе которого создал одноименный роман. Его небольшая по объему, полная трагедии повесть «Элисо» подтолкнула меня на мысль создать исторический роман «Долгие ночи»…
Не позавидовать Александру Казбеги, совершившему героический поступок, было нельзя.

Впоследствии я узнал, что до него Байрон отказался от титула лорда и звания пэра Англии, что он призывал ирландцев к борьбе против английского владычества, встав на защиту прав английских рабочих, покинул Англию, сперва был в рядах итальянских карбонариев, затем прибыл к греческим повстанцам, сражавшимся против турецкого ига, и погиб на земле Эллады.

Биши Шелли тоже покинул Англию, боровшуюся против австрийского ига, погиб в море. Виктор Гюго, защитник обездоленных и народов, был изгнан из Франции на 19 лет. Из великих русских революционеров – демократов Радищев покончил жизнь самоубийством, а Герцен за свое свободомыслие был изгнан из России и умер в Англии…

Байрон был великим поэтом, все творчество которого пронизано революционным духом, но в то же время он был советским прожигателем жизни. Казбеги был чист, как белоснежные вершины родных гор. Гордый, свободолюбивый дух сына Кавказа не мог мириться с унижением человеческого достоинства, социальным неравенством, национальным гнетом, жестокостью класса, к которому принадлежал сам. Не в его силах было изменить существующий общественный строй, но он сделал все, что зависело от него: отказался от унаследованного от отца феодального титула, общирных владений и богатств, освободил своих крепостных крестьян, раздал им свое имущество, отказался служить эксплуататорскому классу, взяв в руки посох, пошел в народ, служить ему, жил в нищете и умер в нищете.

Имя великого горца неизвестно всемирно, как имя Байрона. Казбеги не мог отправиться в Чечню, задыхавшуюся в собственной крови, встать в ряды борющегося народа, ибо он родился за 12 лет до официального объявления Чечни покоренной. Зато в свои зрелые годы, когда в высших кругах слово «чеченец» произносили не иначе как в сочетании со словами «хищник», «вор», «дикарь», «варвар», «злодей» и прочими далеко не лестными эпитетами, он встал на защиту этого несчастного народа.

Как отметил Бесо Жгенти в предисловии к двухтомнику русского перевода избранных произведений А. Казбеги, его патриотизм не имел ничего общего с национальной ограниченностью. А. Казбеги был пламенным интернационалистом. Элисо, Важна, Коба, Иаго, Парчо, Мзаго, Элгуджа, Циция, Султи - Джоход, Бежия, Муртуз и другие – люди разных национальностей и вероисповеданий, однако это обстоятельство не мешает их взаимной искренней дружбе и любви.

Иаго и Коба направляются в пылающую Чечню и встают в ряды чеченцев, сражающихся за свою свободу. Чеченец Султи – Джохот убивает начальника уезда дворянина Апракуне, убийцу своего побратима Бежия. Мховец делает попытку спасти чеченца Анзора и Элисо, выселяемых в Турцию, и вместе с ними погибает. Александр Казбеги - великий певец дружбы народов. Чувство любви к родине в его творчестве озарено идеями мирного содружества народов, невзирая на расы и вероисповедания».

В 1962 году Абузар посвятит учителю и стихотворные строки

Джигитов выросло
На Кавказе много:
Народу верные,
Сердцем смелые, порядочные.
И ты из них один,-
Великий, славный.
Имя тебе Казбеги,
С моей жизнью связанное.


В родившихся ты горах
На свет мое появление
За честь считая, я
Гордым хожу.
Хотя и не грузины мы,
Тебя за чеченца выдавая,
Нашего народа сыном
Тебя мы считаем.
(подстрочный перевод)

Нужно было иметь мужество, чтобы в местах высылки заговорит об образовании подрастающего поколения. Но Абузар это сделает. Он попросит в 1950 году ЦК КПСС о возрождении просвещения и культуры чеченского народа. Призовет рассказывать почаще о жизни чеченцев в русских переводах. Попросит об организации в Алма-Ате или Фрунзе типографии для издания чеченских книг и газет, журналов. Начинает выписывать литературу из Москвы о прогрессивном значении мюридизма в национально-освободительной войне «Цель была одна – поведать о героической национально-освободительной войне моего народа»- писал позже Айдамиров.

Львиную долю сотворенного для собственного народа Айдамиров всегда относил на счет верной супруги Мухажар, с которой они сошлись во время высылки. Это она, незаметная и тихая, в течение многих лет стояла на страже его писательского покоя. И ушла из жизни, как жила - тихо и без долгих сборов, не доставив хлопот родным. Случилось это в 1982 году.

Во многих аулах и в дальних городах ходили легенды о согласии и мире в доме Айдамировых. Их приводили в пример, на них учились, им завидовали белой завистью. И кто бы ни переступал порог этого очага, Мухажар тут же заводилась сама и торопила дочерей: «Собирайтесь быстро - пришел мой сын». И в доме все приходило в движение. Слова ее не оставляли и тени сомнений в искренности. И казалось, что все это так и есть. После ее смерти Абузар еще несколько лет посещал всегда ухоженный детьми надмогильный холмик в сельском кладбище.

Воспоминания о Мухажар всегда доставляли Абузару великое удовольствие. Было это на седьмой год вынужденного перерыва в его литературной деятельности. Ничего не издавали, дети повзрослели, нужда одолела семью вконец. Как обычно Абузар вернулся из очередного похода в неблизкий Грозный, в обком КПСС. Мухажар все видела, но вслух не решалась говорить, чтобы не испортить настроение Абузару. А вот на этот раз не выдержала.

-Бузар (так она называла мужа), что они говорят?- спросила она.
Абузар попробовал было уйти от ответа, но ничего не получилось. Пришлось сказать.
-Требуют, чтобы я убрал кое-какие места из романа.
-Бузар, нас нечем даже похоронить после смерти. Нужда взяла нас за горло. Нельзя ли в чем-то пойти навстречу, - тихо–тихо и ласково промолвила Мухажар.

-Если я это сделаю, люди не поймут. Перед ними наш очаг потеряет уважения.
-Да что ты говоришь!? Если дело обстоит так, если речь идет о чести нашего дома, то мы согласны будем уехать далеко - далеко и просить милостыню. Ради Аллаха, не обращай внимания на мои слова. Не меняй ни одной строчки.
Это был первый и последний разговор на эту тему в семье.

А было еще много смешных историй. Это уже, когда писатель стал народным депутатом СССР. Приходило много избирателей со своей нуждой. Не успевал Абузар рта открывать, как тут же Мухажар отвечала людям: «Конечно же Бузар это сделает. И не сомневайтесь». После очередной делегации Абузару пришлось сказать: « Я тебя очень прошу, не обнадеживай людей, не зная моих возможностей».

Вместо того чтобы пожалеть о содеянном, Мухажар говорила: «Я знаю, ты справишься. Ты из хороших. Ты из порядочных людей». После этих слов и Абузару казалось, что все в его силах, и он старался.

При супруге нельзя было отогнать чужую скотину палкой. «Не бей, Бузар. Ты настолько святой, чтобы над тобой возвели мавзолей. Тебе это никак не идет». Абузар был для нее отцом (осталась круглой сиротой еще в раннем детстве), братом, мужем, миром. Гордясь им, уважая его слово, заботясь о нем, и в покорности покинула этот мир.

В последние минуты своей жизни она попросила к себе детей. «Не оставляйте отца одного. Не заставляйте переносить тяготы в одиночку. Найдите подругу его возраста и пожените их. Он как ребенок, чувствительный, ранимый, беспечный. Сам он никогда не подумает о себе…».

После ее смерти он несколько лет не будет писать. Но однажды вся семья собралась вокруг отца и пошли теплые воспоминания о Мухажар и был вопрос: «А как ты познакомился с нашей мамой?» Слово за словом одна из дочерей сказала: « Осталась бы хорошая память о наших родителях, напиши о вашей жизни». Дочери задели самое слабое место в душе отца. На тот момент слово о друге было для него всем. Через несколько дней бумага потянула Абузара к себе. И словно лавина пошли воспоминания, написанные. Как он говорил, только для членов семьи.

Абузар был не только поэтом, писателем, публицистом, ученым, политиком, но и известным педагогом. Двадцать пять лет бессменно проработал учителем, директором в сельской школе, закончил исторический факультет университета, высшие литературные курсы.

Автор пятнадцати книг, поэтических сборников, романов, повестей, пьес и научных статей по родному языку. Отличник народного просвещения РСФСР, СССР. Кавалер орденов Трудового Знамени, Дружбы народов.

Заложил фундамент чеченского исторического романа. Наиболее известные книги - трилогия о национально-освободительном движения, повесть «Материнское сердце», сборник стихов «В родных горах», сборник рассказов «Подвиги Генарсолты», повесть «В нашем селе» рассказы и историческая хроника «По горным дорогам», роман «Подъемы», «Хронология истории Чечено-Ингушетии» сборник повестей «Один день судьбы» и другие.

Я еще долго буду думать над тем, почему же так получилось, что мы оказались по разную сторону баррикад. Чего из того, что знал он, не знали мы. Или наоборот. Почему он, пройдя долгий путь испытаний, не сломленный коммунистической идеологией, закончил свой путь в стойле марионеток?

Почему после семидесяти пяти лет согласился возглавить союз желторотой мошкары, едва вылупившись, возомнившей себя писателями. Он не мог не знать, что берет на себя ответственность организатора самой мерзкой и ложной идеологии мифологического государственного образования на одной шестой части планеты. Идеологии геноцида.

Не мог не знать, что добровольно, без насилия, идет в плен противобожному и несвободному миру. Что в память о себе оставляет возможность всем нынешним и будущим предателям собственного народа утверждать: «Он, умнейший человек, которого когда-то считали совестью нации, был в нашем, поверившем в справедливость русских, российском гадюшнике». И за этим дело долго не стало. Не успел прах Абузара остыть, как тут же на сайте марионеток объявился трепач, поведавший миру большой «секрет». Называется материал «Долгие ночи Чечни».

Но проследим мысль «светоча». «Абузар вспоминает о ночных зачистках с иронией. По его словам, никто из федералов не беспредельничал в его доме, не воровал ковры, не тащил золото»…

«Айдамиров хранит и свой партийный билет»…
«Еще Абузар Айдамиров считает, что писатель не может жить вне политики. Поэтому сейчас он много пишет публицистики, выступает перед людьми». Скорее, убеждает всех в неправедности национально-освободительного процесса…

«Как-то на день рождения тогдашний президент Чечни Джохар Дудаев подарил ему белого коня. Писатель дар не принял и отправил назад со словами, что он не может прокормить животное, потому что нет денег на овес. Дудаев, который обещал своему народу, что из водопроводных кранов будет течь верблюжье молоко, не понял намек Айдамирова»…

Писатель мог объяснить ичкерийскому лидеру, что нужно сделать для возрождения республики, но Масхадов сам все знал лучше его. Айдамиров не стал настаивать. Где сейчас эти все знающие? А Абузар Айдамиров, вот он, и сейчас живет у себя в родовом доме, и никто не мешает ему делать главное дело его жизни – писать. Как настоящий горец он ежедневно ходит по горам, думая о своих произведениях, и прямо смотрит в глаза соплеменникам», пишет марионетка-трепач.

Оставим на совести автора рассуждения, в достоверности которых сомневается весь мир. О том, что с приходом русских ночи в Чечне стали светлей (разве что от разрывов сотен тысяч бомб), о хранении членского билета партии, на совести которой 80 миллионов убиенных, иронии по поводу зачисток, подарка Дудаева и т.д. Неэтично писать такое о человеке, когда его уже нет в живых, когда он не может опровергнуть или подтвердить написанное о себе. Писать надо только то, чему был свидетелем сам.

Автору этих строк очень хорошо известно, как писатель относился к подаркам Дудаева и Гелаева, потому что сам стоял рядом, когда их дарили и принимали. То же самое можно сказать и об отношении Абузара к своему тайповому брату Масхадову.

Зная, насколько занят писатель, из уважения к нему коня вызвался содержать и сохранить один из его почитателей. С пистолетом «ТТ», подаренным Гелаевым писатель с трудом расстался в 1998 году. Что стало с автомашиной, подаренной тогдашним дудаевским генпрокурором, не знаю. Аслана Масхадова тоже Абузар очень любил и уважал. Не мог писатель иронизировать и по поводу зачисток, потому что они не обошли его односельчан и родню.

Но трагедия и для самого Айдамирова заключается теперь уже в том, что он стал устазом, наставления которого интерпретируют по-своему предательское племя чеченцев. Такова цена, которую писатель запросил для себя сам.

Также хорошо помнится и встреча Дудаева и Айдамирова на хребте Коьжалг-Дукъ во время открытия памятника сражению «сухарной» экспедиции, когда были убиты несколько тысяч русских оккупантов. Хребет стал водоразделом прошлого и будущего, перекличкой эпох.

Здесь заканчивалось прошлое и начиналось будущее. И Аллаху угодно было свести здесь очередного вождя и летописца. Писатель говорил об ошибках предков, вождь о том, что чеченцев ожидает великое будущее, и при этом не нужно стараться походить на арабов.

При всей своей расхожести смысл разговора сводился к одному и тому же. Джохар уделял своему народу большое внимание. В чем была обида летописца - не знаю. Но то, что Дудаев относился к нему с уважением и снисходительно - помню. Потом каждый уйдет из этой жизни по-своему. Одного будут провожать в последний путь герои, другого – холуи.

Когда-то «Рассказами о Шамиле», осудивший имама за плен, он сам оказался в плену иллюзий. И когда ему осталось жить не более года, возглавил марионеточное писательское гнездо и раздавал премии тем, кто писал, что «на протяжении всей истории мы не смогли добиться свободы, не добьемся и в будущем».

И Москва не осталась в долгу. За сенсационно короткий срок, всего за несколько месяцев, будет издано шеститомное полное собрание сочинений Абузара. Рассказывают, что марионетки проводили его в последний путь поистине щедрыми почестями.

На траурном заседании марионеточного правительства Чечни под руководством Алу Алханова принято постановление о присвоении имени Айдамирова городской библиотеке. «Во дворе школы в селе Мескеты, которой руководил Айдамиров, будет установлен его бюст. Для лучших студентов чеченских вузов учреждаются две ежегодные именные стипендии. Также принято решение учредить ежегодную литературную премию имени Айдамирова за лучшие произведения на чеченском языке».

А еще пресса отмечала: «В своих произведениях Айдамиров неизменно осуждал кровопролитие, напоминая читателям завет чеченского мудреца, святого Кунта-Хаджи: никогда не разрешать противоречия с помощью оружия и насилия», - писали и помногу раз повторяли местные газеты, как дагестанцы о завете имама Шамиля.

Во-первых, по вине этого «мудреца» Кунта-Хаджи под Шали погибли несколько сот чеченцев, которые по его же настоянию пошли к русским без оружия. Во-вторых, его концепция «непротивления злу насилием» никак не подходит варварскому менталитету русской мрази и пахнет плохо.

Если захватчик решает проблему оккупации оружием, то что остается жертве? В третьих, в-третьих, Кунта-Хаджи и вся его родня закончили свой век на каторге, куда их выслал Россия. В-четвертых, я очень сомневаюсь, что он мудрец. Богословом может быть. Но вот то, что Абузара сравнили с Кунта-Хаджи, это правильно. Чтобы понять это, нужно вернуться к литературному образу и личности Алибека Алдамова. Там тоже фигурируют вот такие главенствующие тенденции «мировой демократии», то бишь, сатанинской. Абузар - это чеченский Толстой с его философией непротивления злу насилием.

Все это близко к тому, что Расул Гамзатов писал на страницах «Известий» еще в первую войну. «Воюют не настоящие чеченцы и не настоящие русские». Воевали как раз настоящие чеченцы. Расул, раскаивавшийся после 44-го перед чеченцами за оскорбительные стихи в их адрес во время сталинской высылки, снова вернулся к рабским привычкам. И все походило на поговорку: «Кому сделали талисман от недержания, тот на следующий день обделался». Это и было исправление Расула.

После смерти Абузара муджахедов хватило только на несколько слов соболезнования: «Шайна лаахь, Дала гечдойла цунна» («Пусть Аллах простить ему прегрешения, если на то будет Его (божья) воля». Во всех остальных случаях чеченцы произносят только первую часть этой фразы («Чеченпресс» и «Даймохк»). В растерянности и я. Но, памятуя о сделанном полезном для народа Учителем, не могу не произнести эти слова искренне.

Я любил и уважал этого человека, несмотря ни на что. Был рядом с ним и в 84-м, когда он все еще пребывал в опале. Провел творческий вечер в одной из школ, пригласив туда писателей не только Чечни, но и соседних республик. Я стоял рядом с ним и на сцене театра Ханпаши Нурадилова в 93-м, на его юбилейном вечере, когда нему с подозрением относилась и новая власть. И никогда не предавал его в отличие от других.

И были еще три человека таких же преданных ему и считавших себя его учениками в литературе и по духу. Это Апти Бисултанов, Муса Ахмадов, Муса Бексултанов. И тому была своя причина. Когда в семидесятых многие из обкомовских идеологов проклинали национальное литературное объединение «Прометей» (куда и входили эти молодые люди), Абузар этого не сделал.

У него хватило мужества не осуждать их, ни тем более подписать воззвания против них. Никогда не забывавший об этом Апти Бисултанов (единственный, кто останется верным собственным убеждениям) однажды скажет мне: «Напиши книгу об Абузаре, пока он среди нас. Пока мы можем наслаждаться его словом и советами. Бери на заметку все. Ничего не упускай. Я это говорю, потому что из всех нас ты ближе к нему».

Разговор проходил в 1993 году. И предложение было принято. И все расходы на подготовительный и издательский процесс вызвалась компенсировать еще одна патриотка, поклонница Абузара журналистка Совдат Ажгериева.

Идея понравилась и самому писателю. Работа пошла. Начались мои бесконечные поездки к писателю. Каждую написанную мною главу Абузар корректировал сам. Вносил что-то новое, убирал ненужное. И так, уже через год книга была написана, и оставались только незначительные недоделки, когда началась война, и мы стали свидетелями изменившихся настроений писателя.

Насторожило многое. Об этом я поделился и с Совдат Ажгериевой. Решено было еще немного подождать. Но пройдут еще десять лет, и книга не будет издана, исходя уже из принципиальных соображений автора этих строк.

Возможно, когда–нибудь возникнет такая необходимость. Хотя бы из познавательных целей, чтобы проследить перипетии становления и заблуждений самого писателя. Хотя бы потому, что Абузар уже история. А ее не переписывают.

Если даже не говорить ни о чем другом, он был единственным, кто с такой старательностью вывернул наизнанку истинную сущность России. Достаточно сегодня взять в руки его книги 35-летней давности, чтобы как в зеркало увидеть, что за 400 лет в хищнических и коварных повадках русского народа не изменилось ничего.

В этом и была значимость сотворенного им. Но очень жаль, что ни он, ни другие писатели так и не заговорили о кавказской цивилизации и ее ценностях. Не заговорили об отдельном и объединенном Кавказском государстве. И это трагедия кавказской мысли.

Я хорошо помню, с каким упоением люди читали в семидесятых его книги. Как ждали продолжения первых глав в литературном альманахе «Аргун». Как проходили семейные читки. Сгорбленный народ выпрямился под назмы (религиозное пение) и гимны предков.

В 90-х народ поднимется под воинственные напевы со страниц его книг, и один из них станет гимном республики. Наслаждение это и восхищение от этого не прошли до сих пор. Я всегда буду помнить Абузара – автора «Долгих ночей», но а «Молния в горах» пусть будет примером для других. Для тех, кто не обделил своей щедростью его, Абузара, человеческие слабости.

Не я судья Абузару Айдамирову. Ему и нам всем укор и единственное мерило порядочности те, кто сложили и слагают головы на пути к свободе. Этих я люблю и уважаю больше, чем кого – либо. И перед красотой и величием их духа меркнет все, что пришло жить и творить на этой земле. Этот ценз рыцарского достоинства на Кавказе не отменял еще никто. И пусть каждый сам определит для себя собственную цену и значимость для окружающих, для родины.


Дата Туташхиа, независимый журналист.
Специально для ИА DAYMOHK.