Можно ли Россию продать за 150 миллиардов долларов?

Андрей Новиков, независимый аналитик, для Чеченпресс, 17.05.05г.

Сколько стоит Москва?

Мой шеф Сергей Кургинян, у которого я работал десять лет назад, выдвинул странную мысль (цитирую по «Новому миру»).

Он сказал следующее. Правящий класс видит в Путине менеджера или управляющего, но ведь это подразумевает то, что Россия – это корпорация. А корпорация – ликвидна, ее можно подсчитать и продать. Кто гарантирует, сказал Кургинян, что Россию завтра не продадут за сто пятьдесят миллиардов долларов?

Надо сказать, логика у Сергея Ервандовича есть. Правда, он очень низко оценил Россию. Ее можно оценить, не считая земли, в один триллион долларов. Но такая цифра не проблема для желающих купить ее с потрохами. Напомню, что триллионный бюджет – это хороший бюджет Пентагона. На одну только иракскую кампанию американский Конгресс выбросил восемьдесят миллиардов долларов. А успеха там пока – шаром покати. То есть Шариком. Надо будет, выбросят еще. Спрашивается, если Америка готова купить Ирак за сто миллиардов долларов, почему бы им Россию не купить за триллион. А это, напомню, тысяча миллиардов.

Посмотрим на то, сколько стоит город типа Рыбинска со всеми его потрохами. Дорогами, домами, гаражами, заводами, рабочими местами, койко-местами в местных психиатрических больницах и так далее. Я думаю, где-то не более миллиарда – двух миллиардов долларов.

Москва стоит в пределах пятидесяти миллиардов. Санкт- Петербург – в пределах тридцати миллиардов. Другие города пойдут по двадцатке, пятнашке и десятке миллиардов долларов. Поселки городского типа и малые города могут пойти и вовсе по миллионам долларов.

В России сейчас тысяча четыреста больших и малых городов. Это разные города, от поселков городского типа до Москвы. Какой-то поселок не стоит и миллиона долларов, а крупный областной центр может стоить в сотни раз больше. Но если их все просуммировать, то получим цифру примерно в один триллионов долларов.

Добавим сюда подводные лодки, которые стоят по миллиарду долларов, крупные военные базы, ракетные шахты и бункеры, тяжелые танки и атомные корабли. Включим сюда также золотой запас России и стоимость ее нефтяных месторождений. Включим сюда стоимость людей, потому что на каждого человека наше государство расходует примерно сто тысяч долларов из социальных фондов. И в итоге мы получаем два триллиона долларов. (Дело, конечно, не в точной цифре).

Ее ликвидность равняется примерно тысяче миллиардов долларов, проще говоря – одному триллиону долларов.

Конечно, следующий вопрос будет в том, за сколько можно купить саму Америку. Это вовсе не безумный вопрос – читайте на эту тему роман Клиффорда Саймака «Почти как люди». Там описаны странные существа, которые покупают Америку со всеми ее потрохами…

Ликвидность мира

Беда современного мира в том, что в нем покупается все. Больше того, в нем покупаются… даже покупатели. Точнее – скупщики. Так этот мир устроен. Даже те, кто вас купил, – они тоже могут быть куплены.

Покупаются целые войны, террористические акты (каждый по отдельности и все войны), президентские компании, спецназы и органы насилия, суды.

То есть, говоря фразой Кургиняна, мы живем в абсолютно ликвидном мире.

Между тем эта ликвидность мира означает также и его ликвидируемость. Потому что, покупая вещь, вы можете ее уничтожить. Даже если вы ее не производили. Вы можете уничтожить землю, горы, страны, картины. В этом ужас современной цивилизации. Ибо тотальная потребляемость оборачивается такой же тотальной уничтожимостью ее.

Россия в роли корпорации

Мысль Кургиняна я хотел продолжить в совершенно другом направлении.

Если Россию рассматривают как большую корпорацию, то не означает ли это, что руководители России могут рассматривать всех своих граждан, все его частные предприятия, все его хозяйственные корпорации и регионы, республики – как дочерние предприятия в этом огромном холдинге?

Не значит ли это, что Российская Федерация из Федерации становится Педерацией, или – корпоративным государством, в котором все складываются в одну матрешку, где все являются чиновниками одной корпорации?

Слово «педерация» здесь, кстати, имеет совершенно конкретный смысл. Оно означает корпоративный социум, в котором нет никакой демократии, но зато есть служба охраны, тайная полиция, которая может шмонать вас и делать с вами все, что захочет. На этих принципах работают все большие заводы.

Посмотрим, что там! Полный контроль всех и вся со стороны службы безопасности. Служба безопасности большой компании обладает правами, которые не по плечу тоталитарной милиции. Это полностью тоталитарная структура, она шмонает всех на входе-выходе, она раздевает служащих догола, она прослушивает их телефоны, просматривает их компьютеры, ведет себя с ними, как ей захочется. Малейшее неповиновение осьминогу вызывает увольнение; а в некоторых случаях еще и избиение. И это, кстати, в ведущих демократических странах Запада! За стенами компаний – демократия, а внутри – никакой демократии. Внутри полный тоталитаризм. Нарушаются права человека среди бела дня (хотя есть внутри предприятий этот белый день? Похоже, что нет).

Теперь возьмите смешанный вариант: аэропорт, поезд, любой зал ожидания, рейсовый автобус, вестибюль кинотеатра. Даже улицу, которую заставили турникетами и проходными пунктами. На этой улице, или в зале ожидания легко установить корпоративный режим, схожий с большим предприятием. Охранник зала может поднять вас, провести в помещение, осмотреть, избить. Вахтер кинотеатра может не выпустить вас из помещения.

Вообще тоталитаризм начинается с корпоративизма. У меня такое чувство, что нас все больше помешают внутрь огромной корпорации, устанавливая в ней правила игры, напоминающие те, которые существуют в корпоративном государстве нацистского типа.

Попробуйте-ка задать вопрос, почему эти ведомственные вахтеры так нагло вмешиваются в вашу частную жизнь? Почему они выводят вас, не выпускают, проверяют самые интимные места? (Одну знакомую женщину в аэропорту люди в форме завели в туалет и проверили ей, скажем так, бюст. Она была как в полете. Хоть никуда не летела, а только провожала).

Собака Алиса в роли управляющего российской корпорацией

Теперь посмотрим на Россию.

Россия – это большая корпорация с одним управляющим – собакой Алисой. (Была когда-то такая собака у миллионера Стерлигова, по ее поводу я написал в 93-м году фельетон в ярославской газете «Золотое кольцо», 2 марта 1993, номер 40. Невольно предсказав приход собаки в Кремль).

У нас тоже есть своя служба безопасности, своя СБ. Называется она Федеральная служба безопасности. Можно сказать даже – Педеральная служба безопасности. Что это такое?

Это – педеральная универсальная охрана, схожая с той, которая есть на любом предприятии, – только распространяемая на всю страну. Эти охранники-пеесбешники могут задержать, увести, наглумиться над вами, и вы не пикните. У них даже есть своя форма, схожая с милицейской: роба-комбинезон, на которой крупными буквами написано «ФСБ». Так крупно, что хоть в тире стреляй по ним… Есть свой аксессуар: почему-то не резиновые дубинки, а электрошокеры, или шприцы с инъекцией, которая вырубает человека в две секунды.

Подходит к вам такой выродок и слегка прикасается электрошокером. А потом волочет в подсобное помещение. Предлог универсальный – борьба с терроризмом.

Но самое интересное, что никаких правовых оснований для действий этих педеральных охранников нет. Закон о ФСБ не предусматривает таких мер. Поэтому это чистейший произвол. Могу предположить, что таких опергрупп с надписью «ФСБ» на спинах будет становится все больше и больше. Везде, где появится тень терроризма, появятся и они.

Терроризм – это предлог превратить ФСБ в массовую тайную полицию типа тайной жандармерии или типа гестапо, или типа ипатьевой избы. Или даже типа ФБР – тут могут разные аналогии. Смысл тут один: к вам подходит кто-то, хлопает вас по плечу, предъявляет какой-то непонятный жетон, а то и вообще ничего не предъявляет, и уводит вас в неизвестном направлении. Пока что в подобной манере знакомились только с вокзальными проститутками; но и от них можно было по морде получить за подобное обращение. Я вот могу подойти в метро, хлопнуть девушку по плечу, предъявить ей жетон, и увести куда попало. Но как вы думаете, как она отреагирует на такое ухаживание? Между тем, в западной полиции распространилась именно такая форма задержания: подходит некий придурок, предъявляет вам нечто вроде портсигара и увозит на своем автомобиле. Если это перейдет в Россию, то легко представить, во что это выльется.

Пять лет назад на Арбате я видел дружинника, который хлопал по спине проходящих людей и уводил их непонятно куда. В следующий раз я советую хлопнуть таким дружинникам между глаз. (Дело в том, что мало кто из обычных граждан знает, что дружинники без сотрудника милиции не имеют права задерживать граждан).

Подобные маршалы демократии – наши универсальные охранники, которые могут нас задерживать, досматривать.

Но стоит вам возмутиться, и вы услышите: не хочешь – не находись . Но поскольку ты здесь находишься, работаешь, то будешь делать все, что тебе скажет служба безопасности. С поправкой на размеры «холдинга» Россия эта формулировка должна звучать так: «Не хочешь – не живи». Или так: «Не хочешь – не рождайся в России». Поскольку ты родился в России, поскольку ты гражданин этой поганой страны, то тебя будут шмонать до потери пульса.

И не только в аэропортах. На всех пропускных пунктах нашей необъятной родины. (Замечу, что пропускных пунктов становится все больше и больше, и, видимо, эта форма издевательства скоро заменит практикующиеся сейчас проверки документов. Мне приходилось уже писать, что подобные проверки документов являются ничем иным, как слегка завуалированной формой комендантского часа в условиях города).

По сути, мы получили общество, соответствующее государственно-монополистическому капитализму. Для него характерно соединение экономической и административной власти в одно целое, в одного плотного спрута. Распоряжение государством всеми своими гражданами как своими подчиненными, контроль за рабочей силой и образом жизни людей. Кстати, постоянная замена выходных дней и назначение государственных праздников является чертой государственного капитализма. В государстве, где все служат в одной конторе, корпорации, можно запросто менять выходные.

Но его я бы окрестил еще информационным государственным капитализмом, поскольку все управление в нем осуществляется через медиа, а не через чугунную бюрократию (хотя и через нее тоже). Но бюрократия тупа и, в силу своей коррупционности, – антигосударственна. Бюрократия не может быть носителем государственных интересов, она может защищать только свои ведомственные интересы, выдавая их за государственные. В конце концов, она гробит государство. Пример тому – брежневский и ельцинский режимы; отчасти даже горбачевский.

Сходство между ними в том, что интересы государства тогда выдавались за интересы бюрократии. Ельцинизм – это революционная брежневщина. Горбачевизм – это имманентная перестройка бюрократия.

Путинизм в действии

Сегодняшний путинский режим наследует им всем. Но его и его правящего класса сверхцели все-таки отличны от целей бюрократии. Это касается любой бюрократии: милицейской, армейской, налоговой. Правящая элита, сверхкласс, придавивший седалищем страну, и бюрократия (которая непосредственно управляет этой страной) все больше расходятся в интересах.

Правящей элите необходимо самодержавие, а это значит эффективное управление. Бюрократии же не нужно эффективное управление. Ей, бюрократии, нужен хаос, потому что она, бюрократия, орда, которая села на шею общества и сосет из него соки.

Пример тому – многочисленная милицейская бюрократия да и другие бюрократии. (К ним можно добавить даже бюрократию армии и ФСБ в условиях военного положения, пример тому – Чечня).

Поэтому самодержавный путинский режим, который сначала потворствовал этой бюрократии и предоставлял ей полную свободу действий, теперь затеял эту борьбу с ней в целях более эффективного управления. (Фраза – лозунг Владимира Владимировича). Ему нужно все сосредоточить наверху, а внизу оставить исполнителей. Ему нужно, чтобы бюрократия, как в прежние времена, молниеносно проводила все его инициации. Но для этого необходимо ее партократизировать и выстроить в форме большой партии-корпорации.

Но результатом станет, конечно, партийная бюрократия, а управлять ею можно будет только через информацию. Вернее через идеологию. Это особый тип бюрократии.

Управлять через идеологию милицией и местными бюрократиями совершенно невозможно: они плевать хотели на любые статьи в газетах; на установочные передачи вроде «Однако» в программе «Время». Это индифферентная бюрократия. Она, кстати, объективна была заинтересована в департократизации государства и сыграла свою роль в демократических процессах. Нужна медиа-бюрократия, партийно прозрачная, как стеклышко, которая будет управляться мановением палочки из Кремля. Понятно, что как только такая прозрачная и медиализированная бюрократия будет создана, то сразу возрастет значение слова, идеологии. Поэтому начнется борьба с инакомыслящими. Кремль попробует машину смыслообразования в своих руках.

Свобод слова рассчитана на дураков. Но как только появятся талантливые инакомыслящие, способные создать неординарный образ, идею и запустить его по медиальным каналам, то государство будет вынуждено бороться с такими инакомыслящими. Сейчас их просто не замечают: но ведь у нас привыкли вообще не замечать слова.

Это будет введение цензуры. Это будет возобновление психиатрических репрессий, создание «полиции мысли» и многого другого. К чему мы обязательно вернемся.

В условиях управления обществом через партию, а партией через идеологию, слово ценится на вес золота. Слово становится алгоритмом поведения многих людей. Это значит, что человек вроде меня может засунуть палки в колеса государственной пропагандистской машине, запустив в общественное сознание шутку вроде «российская педерация» и так далее. Подрыв символов государства и его наименований является важнейшим элементом борьбы против государства. Талантливый человек, использующий простейшие медиальные ресурсы, – интернет, самиздат, устное общение, – может вести с государством информационную войну. И даже победить в этой войне. (Как ни странно, государство держится на идиотизме, и даже не скрывает этого. Ткни в него пальцем, как говорил юный Ленин, оно и развалится.) Развал главных смыслодержательных конструкций государства – патриотизма, гражданского послушания, непротивления злу, индефферетности, аполитизации, сатира над бюрократиями, над государственными и педеральными лидерами, над маразматической системой образования и подлым телевидением, насмешка над самим русским и российским народом, привыкшим жить под пятой, над ложной культурой – все это ведет к развалу самой Российской Педерации, самой России.

Я считаю, что информационная борьба – самая эффективная борьба в современном мире. Она более эффективна даже, чем физический терроризм: о террористическом акте забывают уже через две недели, а об удачной шутке помнят годами. За терроризм физический нужно отвечать. За информационный терроризм не нужно отвечать. Любой может писать, думать, критиковать власть, используя простейшие ресурсы. Для того чтобы быть сатириком не нужны бункера. Не нужны большие производственные затраты. Требуется только одно – быть снайпером.

Мне нужно оружие, потому что моим оружием являются сами российские люди. Я изменяю им сознание. Я трамбую им мозги. Я изменяю их сознание таким образом, что они сами незаметно и потихоньку делаются врагами Кремля. Как немцы гнали впереди пленных, так я погоню впереди себя российских людей. Своих бывших врагов.

Следствием перехода к партийно-идеологическому управлению страной станет борьба с инакомыслием. Но это будет ловушка для государства – потому что оно, тем самым, создаст для себя «черного человека» и будет воевать с ним, тратя на него массу ресурсов. Оно будет распространять образ этого «черного человека» на общество, увеличивая его в размерах. (Недаром говорят: у страха глаза велики). В конце концов, государственная пропагандистская машина займет оборонительную позицию, как это было с советской пропагандистской машиной. Начнется выискивание инакомыслящих, что обычно приводит к возрастанию дураков. А как следствие – к развалу режима.

( Окончание следует )