Миф об исламском фундаментализме
Происхождение Асгарда Андрей Новиков, независимый аналитик, для Чеченпресс, 12.05.05г.
Не будучи исламоведом, я, тем не менее, всегда интересовался вопросом об «исламском фундаментализме». Дело в том, что ислам сам по себе, то есть с момента своего возникновения, является фундаментализмом.
Ислам распространен пророком Мухаммедом не как отрицание предшествующих ему иудаизма и христианства, а как возвращение к их единому Авраамову корню. Как и христианство, и иудаизм, ислам признает единого Бога, и делает объектом критики лишь искажения в религиях Единобожия.
По всем признакам, это и есть ФУНДАМЕНТАЛИЗМ, то есть стремление возвратиться в изначальное, фундаментальное состояние: «к тому, от чего увел прогресс».
Повторяю, речь идет не о сегодняшних радикальных течениях в исламе, ошибочно именуемых «фундаменталистскими», а о САМОМ ИСЛАМЕ, то есть о самом факте его возникновения. Столь пугающее теперь россиян выражение «Аллах Акбар» означает всего лишь «Бог Велик». Это признание Божьего величия, которое является сквозным для любого верующего. Теоретически сказать «Аллах Акбар» мог и Христос, умирая на кресте, и библейский царь Давид, сочиняющий псалмы Божьему величию. Обращение к фундаментальному началу, к абсолютному величию Божьему мы видим в любой религии, но лишь в Исламе эта обращенность приняла наиболее бескомпромиссный характер. Бороться в этом смысле с исламом – это то же самое, что пытаться разбить небо, отраженное в воде.
Такова история вопроса. Теперь – о современных течениях в исламе.
В большинстве своем они не имеют никакого отношения к фундаментализму. На сегодняшний день фундаментализм существует только в Иране – и то точнее его назвать теократическим, еще точнее – «жрецократическим», ибо держался он на абсолютном авторитете аятоллы Хомейни, который был одновременно и духовным, и политическим лидером иранского народа. Это очень похоже на то, что было при пророке Мухаммеде, и все же нельзя эту «жрецократию» возводить в ранг фундаментализма. Пророк Мухаммед был чем-то большим, чем жрецы, и его духовная власть над мусульманами не сводилась к одной только «жрецократии». После пророков остаются преданные идее последователи и учения, а после жрецов – чиновники.
Совсем иную картину мы видим в других движениях, причисляемых обычно к «фундаменталистским».
Прежде всего, поражает разнообразие этих движений. Невозможно себе представить, чтобы Ислам как единое фундаменталистское движение в VII веке создавался так же, как теперь создаются разнообразные радикально-исламские движения и структуры. Начальный Ислам не имел множества вождей, как это мы видим теперь. Это было целостное движение, создававшееся из единого центра и постепенно втягивающее в свою орбиту сопредельные народы. Ничего подобного мы не видим сегодня, ибо сегодняшний «исламский фундаментализм» похож скорее на ПЕНУ или, еще точнее, на «кипящую воду», которая возникает в УЖЕ СУЩЕСТВУЮЩИХ исламских ареалах. Никакого распространения ислама, исламского прозелитизма, то есть стремления исламизировать и другие народы мы сегодня, строго говоря, не видим. Есть несколько другое явление – привнести РАДИКАЛЬНЫЕ исламские течения в ИСЛАМСКИЙ же мир. При этом мы наблюдаем ожесточенную борьбу внутри самого же исламского мира – для периода Мухаммеда явление совершенно немыслимое.
Поражает также то, что под понятие «исламский фундаментализм» подводятся просто военизированные националистические режимы типа ливийского (полковника Муамара Каддафи) и иракского (Саддама Хусейна). Использование ваххабитской идеологии среди чеченских боевых формирований тоже вызывает подозрения, ибо «исламизм» здесь не более чем форма достижения национального суверенитета.
Фундаментализм в принципе не может быть националистическим. Он, строго говоря, не может быть даже «интернациональным». Вот терроризм «интернациональный» (то есть: фрагментированный в разных ареалах и при этом сохраняющий единый организационный центр) – действительно возможен. Но фундаментализм – это ведь другое дело. ОН САМ ПО СЕБЕ ЯВЛЯЕТСЯ ЭТНООБРАЗУЮЩИМ. Вспомним, как объединял племена пророк Мухаммед – разве он создавал какой-то «интернационал», мусульманские общины в других нациях, координируя их между собой (то есть так, как это делают сегодняшние «фундаменталисты»)? Нет! Это было могучее центростремительное движение, не знавшее ни «национального», ни «интернационального». В нем не было никаких Бен Ладенов, Ясиров Арафатов, Каддафи или Саддамов Хусейнов. Вся эта «национализация» (вариант: «интернационализация») действительно к фундаменталистскому исламу отношения не имеет. Единственное движение, внешне напоминающее фундаментализм пророка Мухаммеда, это разве что движение «Талибан», выплескивающее в окружающий мир как лавина, и вообще, кажется, не признающее никаких национальных границ.
Честно говоря, мне, немного изучавшему религиозную историю Европы, это напоминает только одно: ПРОТЕСТАНТСКИЕ ДВИЖЕНИЯ XVI-XVII вв.
Сходство поразительное. Протестантские христианские движения, как и их современные исламские аналоги, действовали в однородной с ними самими идеологической среде. Объектом критики протестантов была католическая церковь. Точно так же критикой сегодняшних исламских «фундаменталистов» является их собственная исламская среда. Замечу, что христианство задолго до протестантов имело «свой фундаментализм» – крестоносцев, осуществлявших непосредственный прозелитизм в ИНОЙ, чем они сами, среде.
Это очень напоминало то, что делали арабы, заставлявшие принимать ислам. Но ведь протестанты вроде Лютера или Кальвина или англиканской церкви крестоносцами не были. Прозелитизмом в чистом виде они почти не занимались (католики занимались, причем очень активно). Главный смысл протестантских движений был в том, чтобы внутри самого же христианского мира создать обособленные общины, причем некоторые из них становились также национальными религиями. Например, лютеранство стало национальной религией Германии. Англиканство – религией Англии. Объективно протестантизм стал духовной основой европейского национализма.
Известно, что некоторые протестантские движения (например, движение Мюнцера и Яна Гуса) были военизированными и отличались нетерпимостью и радикализмом в оценках существующего порядка. Это тоже очень напоминает сегодняшние исламские течения, отличающиеся большой нетерпимостью и воинственностью.
Очевидно, что ислам, переживающий сейчас пятнадцатое столетие, подходит к какой-то важной метке, которая будет означать для него дробление и одновременно консолидацию на новом мировоззренческом уровне. Подобное было в Европе как раз в конце ее средневековья. Исламский мир очень молод, и его дифференциация и радикализация еще не закончилась. Факт обращения «нового ислама» к идеям и ценностям старого ислама не должен вводить в заблуждение. Подобная «псевдореставрация» прослеживается у европейских реформаторов.
Представьте, что вы попали в эпицентр гуситских войн, которые шли в Центральной Европе в XVI веке. Вам предстала следующая картина: группы вооруженных бородатых людей, воодушевленные невиданным фанатизмом, на устах выражения типа «Дева Мария!» или «Иисус Христос!» – и, несмотря на это, они входят в селения, убивают, казнят священников. Действует множество «полевых командиров»… Знакомая картина, не правда ли?
Понятно, что разница между Европой и исламским миром огромная. Они асимметричны. Полного подобия быть не может. Имам Хомейни – это не Лютер, а полковник Каддафи – не Мюнцер или Кальвин. И все же я предложил бы использовать эту аналогию (отчасти ее) для того, чтобы более реалистично взглянуть на то, что происходит в Исламе сегодня.
В истории Ислама был один очень своеобразный опыт радикальной национализации и сращения исламизма с государственным деспотизмом – создание Турецкой (Оттоманской) империи.
К слову сказать, она возникла и развивалась почти синхронно с Русской геополитической империей.
Турки были единственными исламистами, воевавшими в собственном исламском ареале и противопоставлявшими этому арабскому фундаментализму собственный псевдофундаментализм, являющийся лишь ширмой для султанского деспотизма. (То же самое мы видим у русских: они отделили себя от христианской Европы и создали некий православный псевдофундаментализм, который был только ширмой государственного деспотизма.)
Турция и Россия – близнецы-братья. И там, и там мы видим государственный псевдоморфоз религиозной идеи.
Модерновые же «исламские» режимы (типа ливийского и хусейновского) являются дальнейшим развитием «псевдофундаменталистской» линии. К ним можно отнести и ваххабизм, возникший в X YIII веке. Марксизм, который возник чуть позже, очень напоминает ваххабизм. Это две революционные религии, ставящие целью изменение мира посредством социальной утопии. Но ведь не считаем же мы марксизм «христианским фундаментализмом»! По моим ощущениям, исламский мир сейчас переживает тот же период бурной дифференциации, какой пережила Европа. У Европы была Российская Империя, у исламского мира – Оттоманская. Обе эти империи по странному совпадению прекратили существование тоже почти одновременно – в 10-20 гг. двадцатого столетия. Но и дальше аналогии не прекращаются: в исламском мире начинают появляться революционные псевдоисламские режимы и идеологии, схожие с «нашим» коммунизмом. Правда, коммунизм рухнул, а революционный исламизм (псевдофундаментализм) продолжает гореть и растекаться по миру, – но что же тут удивляться, ведь их мир более молодой, чем «наш», европейский…
Таким образом, революционный и националистический ислам можно сравнивать и с эпохой гуситских войн, и с модерновыми идеологиями XX века. В исламе сейчас есть и свои «гуситы», и свои коммунисты, и национал-социалисты. Точные параллели здесь невозможны, так как исламский мир смещен во времени. Нет точного соответствия эпох. Но единственное, с чем, на мой взгляд, сегодняшний исламизм нельзя сравнивать, так это с ФУНДАМЕНТАЛИЗМОМ.
Фундаментализм исламу не грозит. Этот молодой и бурно развивающийся мир переживает то же, через что в разное время прошла Европа. Бояться его не нужно, воевать с ним – тем более. Демографически это очень сильный мир. Нужно видеть в нем конструктивные направления и шаг за шагом интегрировать их в свой контекст. Как это Запад делает.
Я думаю, худшее, что сделала Россия во второй половине прошлого века – это уничтожила 1 млн. афганцев. Теперь она занимается тем же в Чечне, то есть повторяет такой же «внутренний Афганистан» на Северном Кавказе! Я думаю, это мог сделать только враг России, не думающий о ее будущем. Я боюсь, что последствия Чечни будут сказываться на протяжении 10-15 лет так же, как сейчас сказываются последствия Афганистана. Тупое имперское сверло, которое Москва ввела в рваную рану, только усугубит радикализацию исламских течений. Андропов войной в Афганистане, в сущности, разрушил СССР. Точно так же Путин сейчас разрушает Россию. Видит Бог, когда кагебешники оказываются у власти, до добра это не доводит…
|