Мы будем мстить

Данный материал записаy в виде рассказа на основе реальных событий. Эдалгири Барзукаев, для Чеченпресс, 19.04.05г.

Я был в ожидании. Интуиция подсказывала мне, что они придут за мной. События последних дней, происходившие в нашем селе, не оставляли у меня сомнения, что это может произойти в любое время.

Русские военные из комендатуры меняются через каждые шесть месяцев, и все знают об этом. У них приближался конец срока командировки. Новая смена должна была приехать им на замену в ближайшее время. Бесчинствуют русские все время, но под конец командировки у них начинается еще и мародерская ломка, и они лихорадочно грабят все и вся. Мне некуда было уехать из республики, и мне оставалось только ждать их прихода, и я ждал.

Обычно они приходят ночью или под утро, а днем никогда, только при «зачистках». И каждый раз, когда наступало утро, я чувствовал облегчение, так как у меня появлялась возможность прожить еще один дополнительный день без ожидания, – ожидания, что меня заберут, будут пытать и, конечно, убьют. А мои родные не смогут даже предать земле мое тело, потому что те, кого они забирают – исчезают бесследно.

С приближением вечера у меня появлялась сдавленность в груди. Это были нервы. Я не мог вздохнуть полным вдохом и через силу напрягался, пытаясь до конца наполнить легкие воздухом. Для такого простого человека как я это был кошмар из фильма ужасов Квентина Тарантино, когда ночью демоны появлялись, а при свете дня исчезали.

Нет, меня не пугала моя смерть, хотя мне, как и любому человеку, хотелось жить на этом свете, и я не был муджах1идом. Я был самым что ни есть мирным жителем, в полном смысле этого слова. Оружие я держал в руках только во время службы в рядах советской армии в 1975-77 годах. Всю жизнь я был законопослушным гражданином, и при Завгаеве, и при Дудаеве, и при Масхадове. И даже когда началась эта война, я относился к той категории чеченцев, которых с полным на то основанием называют «мирное население».

Больше всего я боялся подвергнуться оскорблению и унижению, когда меня будут уводить на глазах у моей семьи, потому что знал, как русские это делают. Я своими глазами видел, как они забирали Муслима, сына Завалу, соседа, живущего напротив моего дома. Муслиму было всего 15 лет, но, как и его отец, ростом он вымахал. Он учился в 10-м классе и был единственным сыном у родителей. Завалу был на три года старше меня, ему было 50 лет.

Все началось с того, что Муслим из-за чего-то поссорился с одним парнем старше его и подрался с ним, и, в силу своих физических способностей, одолел его. Не выдержав такое, тот парень выхватил имеющийся у него пистолет и выстрелом из него ранил

Муслима в предплечье, после чего их растащили друг от друга. Муслима повезли в больницу и сделали перевязку, рана была, к счастью, не опасной. Пуля только задела мышцу, не повредив кость.

После этого тот парень, видимо, осознав свой поступок, пришел к Муслиму, протянув ему свой пистолет, сказал: «Стреляй в меня!». Естественно, благородство, которое было у Муслима в генах, не позволило ему отомстить за себя таким образом, и Муслим отказался, сказав: «Ты чеченец. Я не хочу проливать твою кровь. Если ты мужчина – дерись со мной без оружия!». «Хорошо, тогда мы будем драться на равных!», – сказал тот парень и, достав тот же пистолет, выстрелил себе в предплечье. Пуля раздробила ему кость.

Несмотря на свой юный возраст, Муслим был не по годам взрослым и рассудительным. Муслим, простил его, и они помирились. Инцидент на этом и закончился, но в местной комендатуре узнали об этом. Оказалось, что этот парень был муджах1идом из шариатского батальона полевого командира Абдул-Малика Межидова, и числился в розыске. Этого оказалось достаточным, чтобы решить участь школьника Муслима.

Это было в конце декабря, под утро. Уже светало, когда меня разбудил топот бегущих под окном людей. Вернее, это были не люди – это были русские солдаты. Я посмотрел в окно и увидел, что на улице, вдоль моего дома, сидят темные силуэты с автоматами в руках, направленными на дом Завалу.

Наутро, после всего того, что произошло, я узнал, что их было намного больше. Они приехали на двух БТРах и шести военных «Уралах», которые поставили с двух сторон нашей улицы, и оцепили весь наш квартал. Видимо, имя Абдул-Малика подействовало на русских так, что наполнило их ужасом, и они пришли в таком большом количестве (целый батальон) брать одного подростка-школьника. Муслим был простым школьником, и не имел никакого отношения к шариатскому батальону, и тем более к его эмиру Абдул-Малику.

Я нагнулся, чтобы русские не увидели меня через окно, и, не поднимаясь, вышел на веранду, чтобы посмотреть на происходящее, так как с моей застекленной веранды через улицу и невысокий забор видна часть двора и вход в дом Завалу.

На них была темная форма. На головах у них были какие-то необычные каски с забралом, которое закрывало лицо. С лицевой стороны на касках были квадратные отверстия для обзора, защищенное стеклом. Это было какое-то спецподразделение.

Через несколько минут я увидел, как двое выводили Муслима из дома. Они вели его, наклонив туловище вперед, закрутили ему руки за спину, и, схватив за волосы, придавливали голову. Муслима вытащили прямо из постели, не дав ничего одеть на себя из верхней одежды. Он был в одних трусах. Трое или четверо русских, громко матерясь, прикладами отбивали двух сестер и мать Муслима, которые, хватаясь за него, громко рыдали, умоляя военных не забирать своего Муслима. «Заходите в дом! Разве вы не видите, что я не одет?!», – кричал Муслим матери и сестрам. Он стеснялся за свой вид.

Немного найдется на свете таких людей, которые, идя на верную смерть, думают о приличиях и этикете, об обычаях и уважении, и стыдятся быть раздетым перед старшими и женщинами. В такой ситуации никому и в голову не пришло бы упрекнуть Муслима, практически еще ребенка, за его неодетый вид, но он не забывал об оьздангалла (приличии), даже в тот момент.

Прошло больше месяца, но о Муслиме нечего не удавалось узнать. В комендатуре говорили, что они в ту ночь ни на какие операции не выезжали, и, как всегда, валили все на «боевиков». Но стало известно, что эта колонна сперва заезжала во двор местной комендатуры, и в ту же ночь уехала по трассе в Грозный.

В местном РОВД прямо сказали, что они ни чем не могут помочь, так как самих себя не могут защитить от произвола русских военных, и будет хуже, если родственники подадут заявление в прокуратуру. Конечно, все об этом знали, и никто не собирался обращаться в прокуратуру, потому что после заявления туда русские приходили снова и, как правило, взрывали дом или уводили еще кого-нибудь, которого в лучшем случае удавалось выкупить полуживого.

Родственники, соседи, знакомые, все у кого были хоть какие-нибудь знакомые работники МВД, искали Муслима. Дошли через каких-то родственников знакомых даже до самого Ахмата Кадырова, но и он ничем не смог помочь. Спустя почти два месяца на окраине

Грозного, в Заводском районе, было найдено 14 трупов, и среди них Муслима опознал, случайно оказавшийся там наш сосед, сотрудник пророссийской милиции, который работает в том же райотделе города.

Русские зверски пытали Муслима. Они били его молотком по пальцам. На левой руке кончики пальцев были раздроблены, два пальца правой руки были отрезаны. У Муслима также были отрезаны уши и выколот левый глаз. Когда обмывали его тело, мы подсчитали на нем 39 колотых ранений.

Мать Муслима, Закият, лишилась рассудка. Всякому, кто заходит к ним во двор выразить соболезнования по поводу смерти сына, Закият подходит и протягивает одежду Муслима и просит передать его своему сыну: «Мути, – так она называла сына, – не успел надеть свою одежду. Передайте ему и скажите, чтобы он надел это, а то он может простудиться».

Смерть сына ударила по Завалу так сильно, что у него случился сердечный приступ, и он слег. Он не мог понять, почему убили его сына, и все время спрашивал: «За что?! Ведь он же еще ребенок и не имел никакого отношения к воюющим!». Завалу не смог перенести смерть единственного сына. Ровно через три недели после дня захоронения Муслима Завалу умер.

С тех пор, как я увидел, как забирали Муслима, я ложился спать не раздеваясь. Да и не только я, – так делал, многие мужчины так делают сейчас, потому что не имеет значения боевик ты или нет, забирают любого. Если ты чеченец – ты виновен во всем.

Стараясь не думать об этом, я пытался сам себя обмануть, вынашивая мысль, что они могут и не придти. Но моя попытка обмануть себя не оправдалась.

Я проснулся от удара в бок. Открыв глаза в темной комнате, я увидел свет нескольких двигающихся лучей небольших фонарей на головах темных силуэтов. Как будто по комнате ходили одноглазые циклопы. Два фонаря светили мне прямо в глаза. Я дернулся,

чтобы встать с постели, но не смог, потому что уткнулся лбом об металлический предмет. При свете направленных на меня фонарей я заметил, что к моему лбу приставлен толстый ствол-глушитель винтореза – бесшумного стрелкового оружия российских спецподразделений.

Я еще раз сделал попытку приподняться, но тот, кто держал меня под прицелом, прохрипел: «Лежать, на…!», – и как копьем ударил меня стволом своего оружия прямо в зубы с такой силой, что я опрокинулся на кровать. Мне показалось, будто в комнате моргнул свет от вспышки фотоаппарата. Когда я немного пришел в себя, они меня уже усадили и надели наручники.

Когда я попытался спросить у них, кто они и что им нужно, я почувствовал, что мой язык касается моих губ и не задевает моих передних зубов. Во рту и под моим языком болтались, несколько выбитых зубов. Я хотел выплюнуть изо рта выбитые зубы и кровь,

но не смог, так как не мог шевельнуть губами. Тогда я просто выдохнул резко и немного высвободил рот от крови. Я удивился, что меня сразу не выводят на улицу. За этот короткий миг я перебрал десятки мыслей, пытаясь понять, что они собираются со мной делать.

У меня появилась возможность рассмотреть «ночных демонов» не через улицу из окна, как в тот раз, когда забирали Муслима, а намного ближе – они были прямо передо мной. Это были те же, что приходили за Муслимом, по крайней мере, черные формы и шлемы у них были такие же. В этих шлемах они казались похожими на фантастических роботов. А луч света на головах, походивший на глаз циклопа, был фонарик закрепленный на шлеме. По светящимся лучам фонарей в комнате их было шесть человек. Двое держали меня, придавив на кровать.

Я попытался крикнуть, чтобы разбудить своих двух дочерей, жену и четырехлетнего сына, которые спали в другой комнате. Вместо крика, я что-то промычал через нос. И только тогда я заметил, что мой рот был забит каким-то кляпом. Но я не чувствовал его потому, что мои передние зубы были выбиты, а губы опухли от побоев. Но мой крик и не понадобился – они сами их разбудили. И что совсем меня удивило, их всех привели в мою комнату. Жена и дочери тихо рыдали, еле сдерживая крики. Это потом я узнал, что им пригрозили, сказав что меня убьют, если они будут кричать. Только маленький Хамзат плакал, прижавшись к матери, жена пыталась его успокоить.

Я не мог оценить ситуацию. Меня сбивало с толку молчание русских. Я ожидал услышать громкие крики с русским матом и стрельбу. Обычно такой и бывают картины, сопровождающие «адресную зачистку», к чему я готовился в последние дни. Но всего этого почему-то не происходило.

Они усадили мою семью на пол напротив меня, и начали «антитеррористическую операцию». Они говорили только шепотом, а друг другу обращались по номерам. Того, который говорил со мной, они называли «первый», видимо, он был у них командиром. И этот «первый» начал объяснять мне, что нужно сделать, чтобы «восстановить» попранный российский закон.

Он немного отодвинулся в сторону, чтобы я видел, как один из них снимает золотые изделия с моих дочерей и жены и шепотом начал говорить мне: «Если ты не хочешь, мля, чтобы твою семью и тебя соседи нашли завтра с отверстиями в черепах, то быстро говори на…, где у тебя бабки за машину и товар, которые ты продал!».

Я не знаю, откуда они узнали, что я продал свою машину и товар, который я привозил из Хасавюрта. На следующий день я как раз собирался ехать туда за товаром. Они были в курсе моего небольшого бизнеса, да и не нужно ничего особенного, чтобы знать об этом, все вокруг знали это.

Есть много таких чеченцев, которые, как и я, оптом закупают в Дагестане продукты питания, одежду и прочее, возят домой, и продают на базаре. Двенадцать лет так я зарабатывал себе на жизнь. Построил дом, купил две машины, «семерку» и «Газель», в общем, дела шли неплохо, если можно так сказать. А два дня назад «семерку» я продал, хотел купить девятую модель.

Мне ничего не оставалось делать, как отдать все свои деньги – девять тысяч долларов, которые я накопил за все эти годы. Я далеко не единственный, кого коснулся подобного рода русский «антитеррор». По сравнению с другими, мне еще очень крупно повезло, со мной они обошлись «по-божески». Хвала Аллаху, моя семья жива!

Когда наступило утро, я спрашивал соседей: может, кто заметил какую-нибудь технику или еще что? Но никто ничего не заметил. Мои «гости» не были на БТРах и «Уралах», они пришли с другой целью – грабить, потому и пришли тихо и незаметно.

ИншаАллах, я еще заработаю денег! К сожалению, мое здоровье и возраст не позволяют мне участвовать непосредственно в боевых действиях. Но я буду зарабатывать деньги изо всех сил, и буду помогать чеченским муджах1идам деньгами и всем, что смогу сделать для них.

Я вспоминаю отрывок из произведения Льва Толстого «Хаджи Мурат», где описывается чувство ненависти, которое испытывали чеченцы к русским после сожжения их аула. Я ощущаю его у себя намного больше. Я чувствую к русским такую ненависть, силу которой никак невозможно передать словами. Она живет во мне, и будет жить до конца моих дней. Я передам ее своему сыну, а он – своему, и так будет без конца, пока русские будут такими, какие они есть сегодня, а такими русские были всегда – подлыми, лживыми, жестокими, не имеющими ничего святого.

Я изо всех сил старался не поддаться этому чувству, но меня упорно туда толкают. Толкают не только те русские нелюди, которые приехали за деньги убивать чеченцев, но и весь русский народ, который одобряет творимый его собственной армией над чеченцами геноцид.

Русские – это орда человекообразных животных, от которых не исходит ничего, кроме жестокостей и убийств. Это звери, у которых нет ничего святого. Да и как их по-другому называть, если русские суды присяжных оправдывают убийц чеченских детей, стариков и беременных женщин? Кем они являются, когда они бомбят мирные села и целыми семьями убивают не в чем не повинных детей, называя это «технической ошибкой»?

Надо сказать, что среди русских есть хорошие люди с добрыми сердцами, которые выступали и выступают против действий власти, и не молчат раболепно, но их слишком мало. А остальное большинство русского народа – это нелюди.

Русские историки 19-го века писали, что чеченцы подозрительны и мстительны к русским. Русские еще долго будут писать об этом потому, что они делают все, чтобы чеченцы ненавидели их и мстили. И мы будем мстить при каждом удобном случае.