Русская сволочь

Часть 4, часть 3 здесь.

Андрей Новиков, независимый аналитик, для Чеченпресс, 18.04.05г..

Сейчас в стране идет волна посадок. Тюрьмы переполнены так же, как в 37 году. Мотивируется это «борьбой с преступностью», в действительности же это нечто большее: какая-то форма социальной стратификации общества, пережившего невиданную маргинализацию. Миллионы людей занимаются непонятно чем, не имеют определенного занятия в жизни. Будем говорить честно: общество в результате реформ взорвано. Мелкая и бытовая преступность, которая является следствием этой взорванности и неустроенности, не сравнится ни с каким бандитизмом (то есть организованной преступностью). В ответ включаются примитивнейшие механизмы стратификации, которые были в этой стране уже не раз: например, тотальный призыв молодежи в Вооруженные силы, или военные сборы среди резервистов (цель одна – провести человека через «койко-место», поставить в строй, показать ему, в какой стране он живет).

Еще один способ стратификации – посадки, проведение как можно большего количества людей через исправительные учреждения, пусть и с небольшим сроком. Главное, что судим, главное, что статья в паспорте есть! Судимость в этой стране – все равно что прописка. Судимый человек – это социально идентифицированный человек. Можно заглянуть в паспорт и понять, за что судим: убийство, кража, изнасилование, педерастия. Это же распределение по кастам в тюремной, а значит, и в социальной иерархии! Каждого нужно засудить, чтобы про каждого «все ясно было», чтобы «каждый на своем месте был». То есть уголовный мир здесь рассматривается самими же государством как средство наведения порядка. Вот к чему мы пришли.

Получается так, что власть сама заинтересована, чтобы «побольше людей село» – ибо побольше посадишь, побольше и возьмешь потом! Посмотрите, какие граждане выходят затем из исправительных учреждений: беспрекословно подчиняющиеся администрации, склонные к порядку и – что немаловажно – способные сами наводить порядок. Что тюрьма, что армия – одно: приучают людей «правильно смотреть на жизнь». Как это ни бредово прозвучит, но государство сегодня САМО ЗАИНТЕРЕСОВАНО В КРИМИНАЛИЗАЦИИ ОБЩЕСТВА. Человек, не совершивший пока ни одного преступления, смертельно опасен для государства, ПОТОМУ ЧТО ОН МОЖЕТ ЕГО СОВЕРШИТЬ. Он свободен!!! Государство еще ничего про него не знает, на что он способен, «куда его потянет». Поэтому пусть он поскорее совершит преступление, хоть небольшое, пусть его поскорее посадят, пропустят через криминальные воду и медные трубы – обратно выйдет законопослушным гражданином. Криминалитет сегодня избран, по сути, технологией наведения порядка в обществе. Не нужно никого в светлое будущее тянуть, как это делали коммунисты – достаточно рожей пару раз ткнуть в тюремную парашу, чтобы понял, в какой стране живет.

Во все времена государственное строительство у нас совмещалось почему-то с активизацией посадок. Людей сажали здесь, как картошку. Побольше посадишь, побольше возьмешь! Гражданин у нас всегда был равен заключенному. Люди замешивались в бетон этого чудовищного государства, становились его сваями, его подпорками. Вся система государствостроительства держалась на зеках. Мало кто знает, что на зеках протекала огромная часть Великой Отечественной войны: существовал так называемый второй стратегический эшелон, состоящий исключительно из лагерников, который шел позади Красной Армии, а сзади него шла армия НКВД. Вот эта средняя армия должна была штурмовать особо трудные объекты, возводить мосты, бросаться на переправы, если это было непосильно Красной Армии. Ничего подобного не было у фашистов: они, правда, выпускали вперед, как живое мясо, пленных и стариков, но никогда не создавали штурмовые батальоны из собственных заключенных. Такое могли придумать только в России, где лагерного сырья всегда было сколько угодно, и засыпать им можно было любой ров, любую огневую точку противника, чтобы пройти затем по его костям.

Вклад же зеков в строительство коммунизма вообще измерить невозможно. Не будь зеков, не было бы Магнитки, Беломорканала, Днепрогэса, Московского Университета, тысячи мостов, плотин, железнодорожных насыпей и еще одному Богу чего известно. 99 процентов капитального строительства создано в нашей стране зеками.

Я пишу об этом для того, чтобы вы могли понять размах нашей пенитенциарной системы, размах нашего «криминалитета», который является вещью-в-себе, то есть несводимым к каким-то обстоятельствам. Зеками у нас становились не потому, что преступления совершали, а потому что просто жили в этой стране.

Сегодняшний криминалитет – постмодернистский наследник той грандиозной лагерной системы. Вещь-в-себе становится для-себя-бытием. Грандиозная зековская система приобретает вид самодостаточного сообщества, начинающего жить собственной жизнью, а не для каких-то уже гулаговских великих целей. Но и эта «гражданская» криминальная жизнь, пройдя новое огосударствление, вновь воспроизводит пенитенциарную систему – лагерные «отстойники» для самого себя. Круг вновь замыкается. И пусть этот новый ад, эта новая пенитенциарная система имеет другие задачи, чем сталинская – пусть она более функциональна; масштаб ее поражает и здесь. В России миллионы людей сейчас сидят в тюрьмах, и никто не знает, что с ними делать. Ад переполнен, а рентабельность его невелика!

Какой новый Сталин додумается целесообразно использовать это сырье? Да и в каком конкретном виде это может происходить? Уже известны факты использования заключенных в чеченской войне. Известны случаи их использования и в медицинских целях – как опытных животных, и как живых учебных пособий для спецназов. Известны случаи использования их как доноров внутренних органов. Собственно говоря, почему эти факты приводят в шок? У нас вся история на костях лагерников сделана, вопрос лишь в том, что задачи в разные времена разные были: когда-то из них насыпи строили и бетон месили, а теперь начнут внутренние органы брать. Какая, собственно, разница, у нас всегда все так делалось. Во все времена!

Кто думает у нас о том, что тысячи людей сидят сейчас в пожизненном заключении из-за моратория на смертную казнь? Что с ними делать, с этими людьми, которых с каждым годом становится все больше, и больше, и больше? Опять расстреливать или почки у них брать для пересадки? Он ведь и с одной почкой, и с одним яйцом досидеть может, что мешает ему отдать второе во благо прогрессивного человечества? Представьте себе Чекатило, отделяющего какой-то свой орган, чтобы спасти умирающую девочку где-нибудь в Белоруссии: не правда ли, забавная картина? Тот Чекатило поедал этих самых девочек живьем и вырывал у них языки, другие места, съедая их на глазах у жертвы, сидя на лесной опушке. А тут он сам отдаст свою почку, чтобы спасти девочку. Суть в том, что такого Чекатило, пожалуй, и расцеловать можно будет, и государственную награду дать ему. Да и президент, я думаю, может благодарственное письмо ему направить.

Сечете, к чему идем? К новому трансплантационному ГУЛАГу. Граждан в ступу, перемолоть в труху и замазать этой трухой щели государства, благо их много. Рабы, рабы нужны этому государству. Новые рабы. Доноры. Живое мясо – возить в клетке двух таких чекатил во время боевых действий на Северном Кавказе, и когда нашим доблестным солдатам оторвет бандитским взрывом яйца, вставить им яйца Чекатило. Представляете, как универсально получится: герои России с яйцами Чекатило. Звери получатся, всех поубивают на этом Северном Кавказе, спасут Россию, но при этом, правда, и сами Чекатилами станут. А разница есть? У нас что Чекатило, что не-Чекатило, все одно – мент поганый…

Все эти несколько бредовые рассуждения помогают понять очень важную особенность российской истории: у нас ГУЛАГ оборачивается государством, а государство – ГУЛАГом. Криминалитет был гигантской впадиной государственной чаши, приобретшей затем самодостаточное значение, превратившейся со временем в «высоту» общества, в его террористическую элиту, а затем самой ставшей государством, образовав теперь уже новые впадины. Сама преступность – в том виде, в котором она происходила здесь – была результатом государственного насилия над обществом, вывернутым наизнанку. В известном смысле все Чекатилы у нас произошли от того, что им в детстве не хватало витаминов, и они не могли нормально купить в магазине колбасу. Все террористы, убийцы – это взорвавшийся вакуум. Это тоталитаризм, вогнанный в каждого человека, ставший его психической конституцией. Криминалитет – это наследие нашей истории. Мы будем пережевывать эту историю ещё очень долго…

Единственное, что огорчает – это снижение, так сказать, исторического темперамента поддонных элит, образующихся колбах во время новых и новых государственных процессов. Царизм породил революционный эсхатологический криминалитет, веривший в будущее. Советский строй породил функционально-экономический криминалитет, уже неверящий ни в какое будущее, не желающий строить никакой «новый мир», а стремящийся лишь к распределению и проеданию ресурсов. Однако какой тип «поддонных людей» породит сегодняшний строй? Маньяков? Бытовых убийц? Зомби? Упырей? Террористов? Вампиров? Что за люди выйдут из катакомб этого, сегодняшнего российского режима через десять-двадцать лет, когда наступит их время?

Ибо время закрывать ворота и время их открывать.

Прибавление

Геополитический момент криминальной революции

Криминалитеты, произведя свой грандиозный эсхатологический переворот, создали и мощнейший геополитический плацдарм, огромную Красную империю. (Нужно заметить, что эсхатология так или иначе связана с геополитикой: сначала возникает «золотое сечение истории», потом из него рождается новая империя.)

Что же создал русский криминалитет?

Начнем с того, что – ничего. Никаких пассионарных, великоимперских задач криминалитет, в отличие от коммунистов, вообще не ставил. Цель была одна – проедание страны, что парадоксально совместилось с демократической революцией, правами человека и строительством национального государства.

Никто особенно шашками не махал и счастье другим народам не обещал. Тем не менее, в этом внутреннем распаде тоже возникали какие-то энергии. (Так всегда бывает: распад вещества рождает энергетический всплеск.) И вот что мы имели уже в первые годы начавшегося бандитизма: сотни бывших военнослужащих бросились воевать наемниками в «горячие точки» Карабаха, Абхазии, Югославии. Примечательно, что именно из спецназовцев и получались лучшие террористы.

Воевали не только в ближнем, но и в дальнем зарубежье: в Африке, Азии. Расколовшийся военно-промышленный комплекс создал самых лучших террористов в мире. Слава Богу, не дошло до ядерного терроризма, а ведь и он был возможен! Судите сами: был в этом «военно-промышленном криминалитете» геополитический уклон? Как известно, если на сцене в первом акте висит ружье, то в третьем оно должно обязательно выстрелить. На сцене распадающейся военно-промышленной страны висело очень много ружей. Висели там даже крылатые ракеты и бактериологические компоненты. Потеря государственного контроля над этой чудовищной машиной смерти должна была неизбежно родить геополитический терроризм и геополитическую преступность. Отчасти это и произошло: мы создали, как известно, один из лучших террористических интернационалов.

Следующая волна геополитической преступности случилась после того, как сотни «новых русских» начали заполнять собой Запад и весь мир.

Запад знал несколько волн эмиграции – послереволюционную, послевоенную, позднесоветскую, перестроечную. Но эта поразила его больше всего: приезжали лоснящиеся, напившиеся крови русские, швырялись пачками долларов, скупали виллы, но… Что дальше? Период насыщения проходил, и они начинали заниматься тем же, что у себя дома: то есть аферами, бандитизмом, уничтожением друг друга. Это вело к столкновению с полицией, рождению мифа о «русской мафии». Начиналось столкновение двух цивилизаций, которое уже не раз происходило в истории. Россия, родив гигантский криминальный эгрегор, ее же опустошивший, ненавидя его, как иногда мать ненавидит сына-преступника, вдруг признала в криминалитете любимое чадо. Так случилось странное: признание в собственных подонках национального «я». Тысячи журналистов и сатириков с этого момента бросились воспевать «непобедимость русской мафии». Русский криминалитет стал главным геополитическим мифом, с которым Россия вышла на международную арену. Когда-то в журнале «Дружба народов» я высказал парадоксальный прогноз: новую Россию объединит криминальная идея. Боюсь, мой прогноз сбылся.

Третий момент геополитического развертывания криминалитета был связан с чеченской войной. Я думаю, что вторая война в Чечне – это вообще точка рождения нового российского государства, его геополитической мускулатуры и репрессивного аппарата. Известно, что через эту войну к власти пришел Путин, и в стране был запущен термоядерный реактор нового военно-промышленного строительства. С точки зрения криминалитета война тоже имела принципиальное значение. Дело в том, что она символизировала собой воссоединение государства и общества, и гигантские внутренние энергии, аккумулированные в бандитских организациях, были перекачаны в государственный аппарат. Известно, что в этой войне стали применять даже уголовников из лагерей. Бандиты, хотя и не принимали в ней прямого участия, фактически, ее поддержали. Огромное количество русской молодежи шло уже не в бандитские структуры, как раньше, а в армию и милицию. Бандитизм как таковой растаял, как снежная баба, оказавшись перелит невидимой рукой в новую государственную мобилизацию.

Стоит заметить, что сам характер второй чеченской войны был такой, что иначе как государственным бандитизмом его не назвать. Государство пытало и уничтожало мирное население, в войсках господствовала коррупция, солдаты выдирали из ушей чеченок золотые серьги и везли их своим российским женам. Омоновцы подгоняли к чеченским домам грузовые машины, грузили в них цветные телевизоры, видеоплейеры и отправляли караванами в Россию. Известны случаи, когда у мертвецов выковыривали золотые зубы. Российские военнослужащие брали заложников и требовали за них выкуп. Могли расстрелять старика, если его сын в нужное время не приносил на блокпост две бутылки водки.

Кажется, большевики не вели войны так, как вот эта новорусская сволочь, вдруг почуявшая ответственность «за целостность России». Казалось, весь оскал бандитской России сосредоточился в этой войне. Известны слова президента Путина, лучше всего показывающие стилистику войны – «мочить в сортире». К сказанному стоит добавить зловещий смысл выражения «контртеррористическая операция» (по непонятным причинам было выбрано не слово «анти», а именно «контртеррор»). Известно, при каких загадочных обстоятельствах началась эта война: взрывались дома, подземные переходы, рынки. Невозможно сказать, было ли это делом рук настоящих террористов, или таким образом самим государством проводились «активные мероприятия».

Фактически, государство выступило в роли главного бандита, главного террориста и главного экстремиста. Ничего другого, впрочем, произойти не могло: государственное строительство всегда происходит из подручных материалов.